КИНОПАРОДИИ

Убийство для инспектора Вагнера

детектив

Собственно говоря, убийства не было. Труп висел на стеклянной люстре со связанными в локтях руками, с тремя ножевыми ранениями в пах, простреленный насквозь автоматной очередью, но все это он мог, конечно, проделать и без посторонней помощи.

Когда выездная бригада заканчивала работу, старший участковый инспектор Вагнер заметил под креслом красную коробку от сигарет "Мальборо". Он вытащил из внутреннего кармана кителя гинекологическую перчатку и осторожно поднял находку. В том, что самоубийца курить такие сигареты не мог - сомнений не было. Выше "Полета" за 35 рублей его желтые прокуренные пальцы не держали. С другой стороны, перед тем, как свести счеты с жизнью, он вполне мог позволить себе такую роскошь...

Нет, не все с "Мальборо" было ясно...

Как обычно, соседи ничего не слышали и не видели. Да и вообще, о покойном Василевском отзывались с нескрываемым отвращением. Соседка справа, высокая тучная женщина в коротком застиранном халатике, чьи полы едва прикрывали необъятные бедра, так прямо и сказала:

- Туды ему и дорога, кату.

- Почему? - машинально спросил майор - руководитель выездной бригады.

- Всю дорогу у меня было такое чувство, что он скрывает что-то... Приходил домой регулярно в шесть, уходил на работу постоянно в восемь, встречаясь на площадке, всегда так издевательски "здра-авствуйте" говорил... Когда гордые одинокие женщины с чистым пламенным сердцем просили у него соли или какой другой житейской мелочи, то он всегда, - голос её сорвался на визг, - всегда выносил за дверь!

- Расслабьтесь, гражданочка... - попятился майор, едва не опрокинув носилки с телом самоубийцы, выносимых санитарами из квартиры.

Соседей напротив опрашивал сам Вагнер. Опрашивал, когда дверь Василевского опечатали, и ему никто не мог помешать задавать свободные раскованные вопросы.

Постучал. Дверь немедленно дернулась на ширину цепочки и хитрый мужской голос, совсем не заспанный в этот предутренний час, - Вагнер немедленно отметил время - 5. 16, - спросил:

- Кто там?

- Откройте, милиция! Нам надо задать вам пару вопросов.

- Я не буду отвечать на ваши вопросы без адвоката!

Вагнер недоуменно развел руками:

- А где я вам возьму адвоката? В такой час... Не знаю, ничем не могу помочь...

Цепочку сняли и участкового впустили в очень темную прихожую, из которой одна дверь вела в комнаты и на кухню, другая в ванную. Из ванной неслось веселое поющее журчание, которое немедленно насторожило Вагнера.

- Кроме вас, есть кто-нибудь дома? - поинтересовался он.

Мужичок в спешно одетом мятом спортивном костюме не лучшего качества, закрыл спиной дверь в ванную и хмуро ответил:

- Нет.

- Вы этой ночью ничего подозрительного не слышали?

- Нет.

- Вы знакомы с соседом напротив?

- С Геной Василевским? Нет, никогда!

- Никогда, - задумчиво повторил Вагнер и про себя сказал: "Никогда не говори никогда."

- Свет включите... Быстро! - крикнул инспектор и в тот момент, когда хитрый лгун потянулся к выключателю, оттолкнул его и сдернул с унитаза худенького светловолосого паренька в наглухо застегнутых джинсах.

Вагнер поставил их рядом и повелительно приказал:

- Автомат. Быстро несите сюда автомат!

У паренька подогнулись колени, он затрясся в беззвучном плаче... Мужичок покорно потащился куда-то в комнаты и скоро вышел, волоча за брезентовый ремень новенький АКМ-47.

Вагнер обмотал оружие подвернувшейся тряпкой, заставил обоих одеться, и вышел вместе с ними в морозное январьское утро 1992 года.

Денег на такси ни у кого не оказалось, вызвать дежурную машину не было возможности, так как все телефон-автоматы поблизости не работали, и они битый час стояли на автобусной остановке, пока инспектор не сжалился, взял с них подписку о невыезде, и пешком направился в районное управление.

Совещание у начальника уголовного розыска назначили на два часа. Вагнер успел отогреться у камина, отнести вещдок на первый этаж в кримлабораторию, поговорить в укромном уголке с Зиночкой, и мог теперь твердо надеяться, что к двум часам данные баллистической экспертизы будут у него на столе.

Обедал он всегда не в спецстоловой, а в кафе за углом, на Лескова.

- Когда вижу столько легавых, да еще в форме, кусок в горло не лезет, - шутливо объяснялся он приятелю - Ленчику Самойлову. Они вместе заканчивали Нижегородскую высшую школу милицию, и в дождливый и ветреный день, когда с небес ни черта не было видно, что делается на земле, господь послал их в Автозаводское райуправление.

Вагнера - в участковые, а Ленчика в спецгруппу бездельников, которые раз в году чуть ли не с огнеметами выезжали на захват вооруженных пугачами преступников.

Вагнер сидел в кабинете и курил, искоса поглядывая на разостланный перед ним непорочный лист ватмана и стопку очиненных карандашей.

Думать надлежало немедленно. До совещания оставалось всего сорок минут, а у него не то что версии по делу Василевского, простого понимания происшедшего на улице Космической не было.

Докурив сигарету до половины, он забычковал её и спрятал в специальный портсигар. "Тут одну пачку тянешь на четыре дня и все тот же "Полет", а кто-то у нас "Мальборо" покуривает...", - и Вагнер задумался с утроенной силой.

"Что мы имеем на сегодня? А имеем мы труп некого Василевского, его поясной ремень, на котором он висел; соседку справа, у которой есть таинственные основания ненавидеть покойного; имеем также двух соседей напротив, один из которых имел в 6. 15 незаспанный вид, а другой сидел одетым на унитазе; еще мы имеем автомат Калашникова и дыры от автоматной очереди на спине и груди покойного..."

Вагнер беспокойно заерзал на кресле. Что-то слишком много мы имеем... А главное: причем тогда сигареты "Мальборо", которые Василевский явно не курил?

Без стука вошла Зиночка.

- Привет, моя любовь! - встрепенулся инспектор, привстал и ловко выхватил у неё толстую служебную папку.

- Свинья! Как надо что-то от меня, так всю затискаешь по углам...

- Не говори так! - невнимательно запротестовал инспектор. - Тут все? - спросил он. - Давай завтра, детка, поужинаем вместе? Нет, завтра я не смогу... а вот дня через два... Как, годится?

- Пошел к черту! - Обиженная детка пошла, но у дверей сказала: - Стреляли из этой системы. Но есть одна странность. Я звонила из-за тебя, черт проклятый, судебмедэксперту, он говорит, что смерть Василевского наступала три раза. Вначале он был повешен или повесился, затем его били острым плоским металлическим орудием, по всей вероятности кухонным ножом подпольного производства Горьковского автозавода, и спустя два часа тридцать две минуты его расстреляли из этого автомата...

- Ты точно в этом уверена?

Она молча хлопнула за собой дверью.

Вот тогда Вагнер с полным основанием нарисовал в центре ватмана большой круг и поставил туда пустую коробку от сигарет "Мальборо".

На совещании у шефа было немноголюдно. Происшествие на Космической в доме 42 никого не заинтересовало. Были по долгу тот майор, который командовал дежурными сыщиками, помощник районного прокурора, сам шеф и его заместитель - Соловьев. Если все о Соловьеве можно было высказать словами краткой служебной характеристики, то шеф был фигурой в своем роде грандиозной. Можно сказать - Первоапрельской. Главным коньком его были шутки. Шутил он всегда тонко, интеллигентно и ненавязчиво.

Бывало, выкрадет у подчиненного сотрудника вещдок, и ходит невинно рядышком, пока у того дело не начинает рассыпаться как башня из костяшек домино в руках трехлетнего пацаненка... А уж на 1 апреля! Ворвется к кому-нибудь с целой бандой друзей из госбезопасности, схватит бедолагу и в камеру - давай, дружище, колись - как ты секретные сведения дружкам из мафии продавал? Почем? Кому? Тот было начнет выкладывать и адреса, и суммы... Тут шутка раскрывалась, обиженного поили шампанским, и сатирический хохот раздавался по всему управлению...

Сегодня шеф явно был не в духе. Он молча выслушал майорский доклад и сердито посмотрел на Вагнера.

- Опять на твоем участке? - Поднялся и в оглушительной тишине заходил за спинкой своего роскошного кресла.

- На прошлой неделе бабушка отравила своего внука, на позапрошлой две подружки изнасиловали пятерых рабочих с автозавода... И все на этой проклятой Космической!

Теперь все с ненавистью смотрели на Вагнера.

Шеф сел в кресло и швырнул от себя бумаги.

- Ты когда прекратишь свои еврейские штучки?

- Я не еврей, - неуверенно сказал Вагнер. Неуверенно потому, что он никогда в жизни не видел евреев. - Я - немец.

- Значит, фашистские штучки... - отмахнулся тот. - Ладно, в пять минут расскажи нам свои соображения.

- Не буду повторяться, данные места осмотра и экспертиз вы выслушали, коротко о моей версии. Нижний Новгород в силу нынешней открытости становиться не только одним из деловых центров мира, но также и местом обоснования различных международных преступных сообществ. Скромный инженер Василевский каким-то образом становится на пути у одной из таких группировок, что и приводит его к печальному концу. Я думаю, что следствие должно пойти в следующем направлении: установить, какой именно информацией владел Василевский, кому он мог помешать, и кто отдал приказ убрать его. Затем выследить главаря, определить штаб-квартиру банды...

Когда инспектор закончил, в кабинете никого, кроме шефа, не было.

- В общем, так я тебе скажу, сынок: делом будет заниматься Соловьев. В ближайшие два дня он его оформит как типичное самоубийство, вызванное депрессивным состоянием нашей экономики, и передаст в прокуратуру. У тебя будет два дня, всего лишь два дня. Не забывай держать меня в курсе дела. И еще. Звонили соседи Василевского. К тебе есть серьезные претензии: врываешься в частное владение, с помощью угроз похищаешь чужую собственность, которая дорога людям как память... Так что немедленно верни автомат. Все, иди.

- Сука старая, - процедил про себя инспектор, когда, весь распаренный, выскочил от шефа.

"Нагрел тут за двадцать лет задницей свое место и ежится теперь от любого холодка... Ладно, спасибо и за двое суток...."

Несмотря на умственную занятость, он заметил, как чья-то фигура выскочила из его кабинета и бросилась к лестничной площадке. Вагнер нарочно отвел от неё глаза, но когда она скрылась из виду, рванул к пожарному выходу и спустился этажом ниже. Коридор был абсолютно пуст, так как сегодня выдавали жалование и все сотрудники толпились сейчас в бухгалтерии.

Он медленно двинулся вперед, прижимаясь к стене. Кто-то в конце коридора повторил его движения. Рука Вагнера поползла за пазуху, к служебному пистолету "Макарова", но тут острое зрение инспектора распознало в движущейся навстречу фигуре Соловьева.

- Это вы что-ли, Николай Фомич?

- Я, - приглушенно отозвался тот, и теперь не скрываясь, со смущенной и растерянной улыбкой пошел к нему.

- Что ты тут делаешь? - спросил он.

- В туалете на нашем этаже сыро, вот я сюда решил...

- А-а, - с облегчением протянул Соловьев, и Вагнер услышал, как в кармане, в котором он держал руку, щелкнул предохранитель.

Они медленно разошлись, с каждым шорохом оглядываясь друг на друга. Причем, Соловьев оглядывался резко, прищуривая левый глаз, а Вагнер весело и беспечно. В следующие секунды он проделал несколько головокружительных операций: сбил кран в туалете на своем этаже, отчего там забил небольшой Версальский фонтан, проник в кабинет Соловьева и в нижнем ящике стола под пачкой несвежей копировальной бумаги нашел то, что и искал, но находку не взял, а, ужом выскользнув из кабинета, промчался к себе...

Он успел восстановить ровное спокойное дыхание. Соловьев как бы случайно, по пустяку, заглянул к нему, измерил пульс, остался им доволен и уходя, как бы невзначай, спросил:

- У тебя со стола ничего случайно не пропадало?

- Нет! - уверено ответил Вагнер и на всякий случай огляделся по сторонам. - Нет! - очень твердо повторил он.

- У тебя на столе какая-то красная коробка стояла?

- Из-под импортных сигарет что-ли? Да, ну, глупости... Подобрал где-то ради интереса, да не помню, куда дел... А что, она вам нужна?

- Нет, что-ты, я её и в глаза не видел... - удовлетворенно отозвался Николай Фомич и ушел.

"Похоже, у меня и двух суток не будет", - констатировал Вагнер.

Найти точку, в которой кто-то из гостей Василевского купил "Мальборо", было несложно. В городе насчитывалось всего около четырехсот коммерческих киосков и двести частных магазинов. Естественно, такие дорогие сигареты продавались не во всех них.

После трех часов бешеной поездки на такси в поле зрения инспектора осталось десять киосков и три магазина, в которых либо продавались "Мальборо", либо были проданы два-три дня назад. Покупка таких сигарет событие и для продавца и для покупателя, поэтому Вагнер неспешно, с подробными опросами двигался от одной торговой точки к другой. Был уже шестой час вечера, инспектор промерз до трусов, а покупатели всё попадались не те - одни черномазые торгаши да сопливые юнцы, желавшие блеснуть перед такими же сопливыми подружками...

Но вот в деревянном киоске на площади Свободы молоденькая полногрудая продавщица рассказала нечто такое, отчего Вагнеру мгновенно стало жарко.

- Как не упомнить! - воскликнула она, пристально и томно посмотрев на инспектора. - Завезли мне неделю назад эти сигареты - целый блок, я еще возмущалась - на кой он мне!, - а позавчера смотрю, шикарная тачка подъезжает, похожая на "Вольво" 1989 года выпуска с номером НИД 37-08; оттуда выскакивает молодой паренек в кожаной иранской курточке, приобретенной с рук возле китайского шопа на Южном шоссе, обаятельный такой, одна наколка назапястье - русалка, которую трахает якорь, другая...

- А в машине кого-нибудь разглядели? - нетерпеливо перебил инспектор.

- Не-а, темно уже было, вот как сейчас...

- Хм, как же вы тогда номер запомнили?

- Ну, ты, легавый, и дурачок. Фары у неё же включены, наверное, были...

- Логично, - с уважением согласился Вагнер. - Детка, может, поужинаем вместе? А? Не сейчас, конечно, а дня через два-три?

- Да на кой ты мне, соколик, сдался, - лениво отмахнулась та. - У тебя ж, наверное, не зарплата, а птичьи слезы...

Инспектор все же проверил оставшиеся в списке киоски и магазины, но впустую.

Слежку за собой он заметил, когда зашел в пельменную. Взяв пустой поднос, он боковым тренированным зрением увидел, как в облаке морозного пара следом за ним ввалился здоровенный детина в замшевом полушубке и красном шарфе, по-детсадовски повязанном поверх воротника. Детина лениво отвел от него взгляд и направился к сортиру.

У Вагнера было десять минут на то, чтобы управиться с двойной порцией скользких, как хоккейная шайба, пельменей и составить план на ближайшие часы.

Ситуация складывалась занятная. Он без труда связал воедино свое преднамеренно провокационное выступление на совещании со странным поведением Соловьева и появлением хвоста. Кража улики могла быть очередной шуткой шефа, но при чем тут Соловьев? Шеф, как известно, любил воровать лично - старый педик страдал легкой формой клептомании и к этому в управлении относились с пониманием. Так кто ж из них: шеф или Соловьев? Хотя в любом случае не они эти щи заваривают, а тот, кто сидел в "Вольво" в прошлый вечер и ждал, пока его шестерка не принесет ему любимых сигарет. Якорь, трахающий русалку... Не много же в Нижнем найдется лиц с подобной татуировкой...

Окончательно отогреваясь за кофе, Вагнер поймал себя на мысли, что мыслей у него мало и все они отрывочны и беспомощны, как обглоданный хвост селедки на краю стола. Он даже не мог придумать, что ему делать с детиной в красном шарфе, который то и дело поглядывал из сортира в его сторону - колоть его или оставить без внимания?

"Спешка нужна только при ловле блох", - вспомнил он любимое изречение начальника родной школы милиции. "О, кей," - улыбнулся инспектор и неловким размашистым жестом опрокинул остатки своего кофе себе на колени. Душераздирающе закричала женщина за его столиком - брызги попали прямо на её ажурные колготки; осколки от стакана полетели во все стороны...

- Извините, право, я такой неловкий, - забормотал Вагнер, с огромным смущением озираясь вокруг. Двое работников забегаловки кинулись к выходу, чтобы он не убежал, не расплатившись за посуду, а самого инспектора держала за шиворот мощная бой-баба в белом халате.

- А ну, милок, пройдем-ка со мною, - и, как и надеялся инспектор, его поволокли в служебные помещения. Расплатился инспектор по составленному акту легко, вышел, раскланявшись с любезной заведующей, прошел, не замеченный в дымном чаду, по кухне и через рабочий выход шагнул на темный и промороженный внутренний двор. С наслаждением закурил, и только спрятал зажигалку, как страшный удар по шее поверг его в быстро летящую тьму.

Инспектор Вагнер с трудом разлепил веки и попытался пошевелиться. Это ему едва удалось - руки его были заведены за голову и наручниками прикованы к спинке роскошной кровати. Тогда он пошире открыл глаза и обомлел. Господи милостивый! Что за шатенка сидела перед ним в полупрозрачном светящимся пеньюаре, закинув одну идеальную ножку на другую, точно такую же совершенную! Волосы мягкими волнами обтекали её хрупкие плечи...

Вагнер застонал, поскольку шея его болела так, словно её переехал трактор. И спросил:

- Детка, тебе не кажется, что ты используешь свою кровать не по назначению?

Она ответила не сразу, так как смачивала ватку подсолнечным маслом из бутылки и натирала ею слегка покрасневшую коленку.

- Не всегда это от меня зависит, - с очаровательной улыбкой сказала она и посмотрела на него. О, под взглядом таких чудных глаз можно было блаженствовать вечно!

- И что мне надо для этого сделать?

- Сначала заплатить за испорченные колготки! - резко сказала она, вставая. - Разбитый стакан оплатил, а от меня пытался удрать... Не на ту попал, родненький! Французские колготки обошлись мне в месячный заработок!

- И сколько же ты, детка, зарабатываешь в месяц? - с беспокойством спросил инспектор.

- Десять тысяч, - просто ответила она.

Вагнер вновь потерял сознание. Очнулся, правда, намного быстрее чем в первый раз. Очаровашка стояла спиной к нему и сноровисто обыскивала его пиджак.

- В подкладе, - простонал инспектор, - зашито пятнадцать тысяч, на черный день. Это все, что у меня есть...

- Нащупала уже, - буркнула она.

Только сейчас инспектор обнаружил, что лежит он в том костюме, в котором его мама, по своей бедности, родила.

- Я думаю, теперь можно браслетики с меня снять. А то я не привык к наручным украшениям...

- Минутку, - она отсчитала запрошенную сумму, остальное сунула в его карман, склонилась над ним - о, душистый персик по сравнению с ней пах бы плесенью, - щелкнула замочком...

- И как тебя зовут, прелестница, - спросил Вагнер, растирая запястья...

- Анжелика, - и она поцеловала его так, что он в третий раз потерял сознание, теперь до самого утра...

Утром Анжелика оставила записку: "Завтрак в микроволновке. Целую в попку. Ключи в прихожей. Жду тебя в семь часов в ресторане „Москва“ на Большой Покровке. Ан."

Шея не болела, и вообще, он чувствовал себя так, будто вернулся из месячного отпуска в Сочи.

Первым делом он позвонил Ленчику.

- Как дела, засранец? Все мышцу качаешь?

- У меня ничего, - мрачно ответил Самойлов. - Но вот у тебя, кажется, хреново... Вчера, часиков в семь на площади Свободы очень веселый, по отзывам свидетелей, фейерверк состоялся.

Вагнер весь напрягся.

- Кто-то из переносного ракетного комплекса ПЗРК-2 пустил к небу коммерческий киоск. Именно в тот момент, когда продавщица запирала его на замок.

- Она жива? - с надеждой спросил Вагнер.

- Не знаем. Пока нашли только одну её ногу, - загоготал в трубку Ленчик. Он вообще был таким жизнерадостным и юморолюбивым идиотом.

- Еще чего хорошего скажешь?

- Тебя ищут. Говорят, ты был последним, кто с ней разговаривал.

- Ленчик, мне срочно нужна твоя помощь. Выясни, кому принадлежит иномарка с номером НИД 37-08 и немедленно перезвони по телефону 67-08-34. И не болтай, что я тебе звонил. О, кей? - Вагнер осторожно положил телефонную трубку Анжеликиного аппарата. Кто знает, сколько месячных зарплат она угрохала в него...

Он засек время и стал ждать. Ленчику он специально подсунул совершенно посторонний номер. "Проверить, значит - доверить", - так еще выражался их бывший наставник.

Спустя десять минут Вагнер позвонил по выдуманному номеру.

- Алло, это с АТС, - заговорил он, едва на другом конце подняли трубку. - У нас идет проверка и только что наш сотрудник должен был сообщить вам контрольное предложение...

- Да, пожалуйста, - ответил приятный старушечий голос. - Мне сказали: "Тачка принадлежит Отто Юрию Васильевичу, бывшему заворготделом Горьковского обкома КПСС. Ты понял...", - простите, далее, молодой человек, идет очень неприличное выражение...

- Говорите, - великодушно разрешил Вагнер.

- "Ты понял, козлик сраный, куда ты.." Простите, мне звонят, я сейчас...

- Я подожду.

Ждать Вагнеру пришлось недолго. Он услышал сквозь электронный гул шум отчаянной, неравной борьбы, короткие вскрики, затем в трубку кто-то тяжело дыхнул и голосом Соловьева, таким отчетливым, будто он стоял рядом, хрип ло сказал:

- Анна Петровна вас слушает, говорите...

В том месте на площади Свободы, где вчера Вагнер так мило беседовал, чернела огромная воронка, огороженная проволокой с красными флажками.

"Может, поужинаем вместе... Да на кой, ты мне, соколик, сдался..."

Пока он стоял, склонив голову и сняв шапку, на его ресницах замерзала одинокая мужская слеза...

- Я обещаю тебе, - проговорил он, наконец, - я их достану. Ох, как я их достану...

Видно, это место контролировалось. Уходя, инспектор видел, как на площадь со стороны улицы Горького с бешенной скоростью выворачивали две милицейские "Волги"...

Подняв воротник, он заспешил к пельменной, из которой он вчера так неудачно попытался уйти. Она еще была закрыта, а у входа спал на корточках тот самый неудачливый филер.

- Вставай, - ласково пропел ему на ухо Вагнер, и, когда тот вскочил, отдирая примерзшийся к асфальту полушубок мягко сунул ему под горло ствол пистолета.

- Не дергаться. Спокойно обними меня. И сейчас мы с тобой медленно пройдем вон туда...

Вагнер завел его в подъезд старинного двухэтажного дома, прислонил к батарее отопления и что есть силы ударил в пах. Тот крякнул и послушно присел перед инспектором на колени.

- Милиция. У тебя есть право не отвечать на вопросы без адвоката, все, что ты скажешь, может быть использовано против тебя...

Вагнер схватил концы его шарфа и стянул так, что у бедного громилы глаза чуть не выпрыгнули из орбит.

- Что тебе надо, лягаш, - прохрипел он. - Я ничего не знаю...

- А мне и ничего не нужно от тебя. Я всего-навсего маньяк. Обычный милицейский маньяк, который подлавливает своих жертв среди белого дня и зверски убивает их в общественно полезных местах.

Он оборвал ему все пуговицы полушубка, обыскал, вытащил бумажник, довольно пухлый и заграничную пушку девятнадцатого калибра с огромным, в кулак величиной, глушителем.

- Хорошо вас снабжают, - приятно удивился инспектор и дуло этой пушки так воткнул в солнечное сплетение своей жертвы, что та потеряла сознание и мешком завалилась в обмоченный угол подъезда.

В бумажнике находилось около ста тысяч русскими деньгами, десять приватизационных чеков, выписанных, скорее всего на подставных лиц, несколько визитных карточек и фальшивый проездной билет.

Вагнер связал детину и стал наворачивать глушитель на ствол гангстерского пистолета. Тот очнулся и теперь испуганными глазами следил за его действиями.

- Ты что, паря, тебе же за меня срок дадут...

- А кто узнает? Грохну я тебя не из своего "Макарова", так что искать будут среди ваших...

- Постой, тебе что, не интересно знать, почему я за тобой шел, кто мне это приказал, где наша хаза находится?

- Даром мне этого не надо, - хладнокровно отвечал инспектор. Глушитель не налезал, поскольку вся резьба была заржавлена.

- Ты не сделаешь этого, правда? Ведь я Антон по кличке Шустряк, мне Васька Босс, тот самый, который у вас постоянно в розыске находится, сотню зелененьких отвалил за то, чтобы я следил за Шуркой из комка на Свободе и всех, кто с ней лясы точит, на подпись брал.

- Чисто русская привычка - никогда не следить за своими вещами, - инспектор выругался, выбросил глушитель, сорвал с Шустряка ондатровую шапку, обмотал ею пистолет и прислонил к его животу.

- Васька живет с ребятами на Краснофлотской 22. К нему иногда парень приезжает для разговоров, молодой, не из местных, у него еще татуировка аховая - якорь трахает русалку...

Вагнер спустил предохранитель, Шустряк запнулся и тогда, незаметно для его глаз, ударил его по темечку своим "Макаровым".

- Полезно будет некоторое время подумать, что ты уже в раю... Антоша.

Район улицы Краснофлотской и в светлое время суток был не самым многолюдным, а уж вечером редко кто проходил здесь среди низеньких, вросших до самых подоконников, старинных деревянных особнячков XIX века со многочисленными дворовыми постройками, с входными арками, ведущими в тенистые запущенные сады и палисадники. Не верилось, что всего в двух-трех трамвайных остановках отсюда современные многоэтажки, разноцветный неон вечерних улиц, толпы спешащего народа...

Вагнер уже второй час лежал на чердаке особняка, который располагался как раз напротив того дома, который указал ему Шустряк, и ничего подозрительного не замечал. Правда, из ворот его сновали какие-то темные силуэты; из распахнутых форточек ярко освещенного второго этажа несся сладко-жирный басок Розенбаума - "Гоп-стоп, ты много на себя взяла...", - раза два подъезжал "Рафик" и из него выпрыгивали какие-то полуодетые развеселые девицы, но на то, что там скрываются гангстеры, ничто не указывало...

"Соврал Шустряк, что-ли...", - подумал со злобой инспектор, отбиваясь ногами от крыс, пытающихся оторвать ему подметки. Однако, он вскоре и думать о них забыл, поскольку на Краснофлотской стали происходить странные вещи. С противоположного чердака пару раз мигнул синий свет, а над головой Вагнера, из верха стропил, раздался писк и чей-то приглушенный голос монотонно загнусавил:

- Пятый, пятый... Приготовиться, счас пойдет Гусар, счас пойдет Гусар.

И вправду, из ворот вышел какой-то здоровенный малый в черной кожаной куртке и пушистой собачьей шапке.

Остановился, чиркнул зажигалкой, прикуривая... Внезапно откуда-то сверху упал на него широкий прожекторный столб света, с разных сторон к нему подскочили широкоплечие ребята, крутанули Гусара и... скрылись. Один с его шапкой, другой с его курткой. Свет погас, голос в стропилах забормотал:

- Аллё, что там у вас, взяли?

Шипящий электронный голос отвечал:

- Не, он сопротивляется...

- Повторить, так вас и этак!

Вновь полыхнул прожектор, осветив раздетого Гусара, все еще изумленно стоявшего на том же месте. На этот раз уже четверо широкоплечих кинулись к нему с четырех сторон и за секунду нанесли ему не меньше сотни ударов по непокрытой голове...

Свет исчез, под стропилами зашипела электроника:

- Гусар в машине.

- Отбой. Группу захвата ко мне, здесь посторонний.

"Конкуренты, видать, Ваську обложили", - подумал, усмехнувшись, инспектор. "Гусара взяли, теперь, значит, будут брать Постороннего... Посмотрим, не у этого ли Постороннего та татуировочка на запястье?" - И приложил к глазам военный прибор ночного видения. Он ничего не успел разглядеть в свою мощную оптику - над ним затрещало дерево, обламываясь, Вагнер едва успел перекатиться в сторону, и в то место, где он только что лежал, грянулась ногами вперед чья-то туша.

"Выходит, это я - Посторонний!", - озарило инспектора. Он выхватил кольт Шустряка и бросился к выходу из чердака. Поздно! Дверцу выбили, ему навстречу полезли те самые широкоплечие ребята...

- Стоять шавки! - Рявкнул Вагнер и два раза выстрелил вверх. Грохот от кольта девятнадцатого калибра потряс дом до фундамента, стропила рухнули, перерубленные пулями, и вся крыша поехала в сторону, давя и подминая все под собой...

Вагнер успел мимо оторопевших наемников проскользнуть в открытый люк и скатиться по лестнице на площадку второго этажа. Он выбежал из дома и глянул вверх - крыши не было, она съехала во двор, с плоской вершины в ночное небо поднималось пылевое облако грибовидной формы. Вопли неудачников сотрясали морозный воздух...

- Это вам не Гусара брать! Сявки! - довольно заметил он и пошел прочь осторожной походкой.

Далеко уйти ему не дали. Из ближайшего переулка выскочила одна машина, другая... сзади тоже раздался рев тормозов...

- Стоять! Руки на месте! Шаг влево, шаг вправо считается попыткой бегства!

Ослепленный мощными фарами, Вагнер устало поднял руки. "Всю жизнь на мелочи попадаюсь. Палисадниками надо было уходить, палисадниками..."

Его обыскали, довольно вежливо, полностью обезоружили и усадили в черную "Волгу", которая немедленно отъехала задом обратно в переулок.

- Хрен я вам, шавки, что скажу... - начал Вагнер, как только на его запястьях замкнулись наручники. - Плевали лейтенанты милиции на вшей лагерных...

"Лагерные вши" с уважением переглянулись, а двухметровый красавец с переднего сидения смущенно сказал:

- Слышали мы о тебе, Вагнер. Все УВД второй день за тобой гоняется. Ты ведь сразу две мафии разозлил: уголовную и милицейскую...

- Знаю, - независимо сказал инспектор. - А вы, ребята, наверное, с ФСБ?

- Да, так, работаем потихоньку... Верните инспектору изъятое. А чем можем помочь?

- Друга я тут одного караулю. Молодой, наколка у него на запястье нецензурная...

- Пойдем, посмотришь в машине наш улов, может, и встретишь своего друга...

В укромном уголке стоял бронированный фургон, замаскированный под стог сена.

- Пусть с порога протянут свои грязные лапы, - распорядился Вагнер.

- Есть, - козырнули эфэсбэшники. Выдрали клок сена, прыгнули в фургон и после короткой возни и пары приглушенных оплеух, к инспектору протянулись огромные волосатые кулачищи Васькиных громил. Инспектор с нетерпением направил на них луч фонаря и сердце его радостно екнуло - на одной руке синим по белому была нарисована русалка, сидящая прямо на якорном острие! Он дернул за эту ручонку, и прямо на него свалился молодой парень в спортивной шапочке и зимней куртке-аляске.

- Он? - спросили инспектора.

- Ну, спасибо ребята... Удружили. Он самый... Встать! Вагнер быстро окольцевал его, и пожал руку красавцу. - Спасибо, я в долгу...

- Не за что, - скромно ответил тот. - Только мы тебя не видели, ты нас не видел... Сам понимаешь, приказ у нас есть брать тебя, как особо опасного, то есть с применением всех видов оружия при задержании...

- Да и вы извините, мужики, за неловкость на чердаке...

- Это целиком наша вина, - сурово сказал эфэсбэшник - Не разглядели тебя, стыдно... А так, пустяки, бандиты ничего не заметили... Удачи тебе, лейтенант!

- Вам удачи, ребята!

- Ну, ты, скот мафиозный, пошли... - рявкнул на ухо молодчику инспектор. И потащил его вверх по Краснофлотской, к площади Лядова.

- Куда это ты меня, лягаш, толкаешь? - недоуменно спросил пленный.

- А ты что куришь? Может, угостишь? - и, не дожидаясь приглашения, инспектор полез в его карманы.

- Так, "Ява" столичная... неплохо, а это что за бычок? - из внутреннего кармана его аляски Вагнер вытащил завернутый в золотистую фольгу от шоколадки сигаретный окурок.

- Отдай, гад! - заорал, дергаясь, парень.

- Ну, ты, молчать! - Вагнер незаметно и так точно саданул в печень бандиту, что тот некоторое время лишь разевал рот как сонная рыба.

Под фонарем на окурке ясно прочиталась мелкая фирменная надпись - "Мальборо".

- Ты хотел знать, куда мы идем? - вежливо спросил инспектор и еще раз саданул ему в печень. - А идем мы к твоему папаньке, боссу, шефу, или как там вы его между собой называете? Проводишь, или лучше здесь останешься, вон там, между трамвайными путями? Положу я тебя на рельсы, отдохнешь, о жизни своей подумаешь, как она бестолково у тебя прошла... Времени у тебя будет много - "двойка" редко ходит...

- Ты не сделаешь этого... - неуверено сказал бандит.

- А ты давно видел Антошу Шустряка? Так вот, посмотри на это небо, посмотри на эти звезды... увидишь там Антошу, который кивает тебе оттуда головой и говорит - он сделает, он такой этот Вагнер, он на все пойдет...

Инспектор недооценил противника. Когда прямо на них выскочил трамвай, гремя раскачивающимся освещенным корпусом, бандит извернулся и резким боковым ударом ноги бросил инспектора прямо на рельсы перед набавимшим ход трамваем.

"Не рой яму другому, сам в неё попадешь", - вспомнил Вагнер еще одну начальственную присказку, летя под железные вращающиеся колеса...

Отчаянно задребезжал звонок, трамвай застыл на месте так, что полетели из салона стекла, там страшно закричали... Вагнер пружинисто оттолкнулся от рельсы и в следующее мгновение был на ногах с обнаженным "Макаровым".

По треску среди кустарников, он догадался, что татуированный уходит палисадником.

"Ученый, гад, не то что я", - одобрительно подумал инспектор, сделал предупреждающий выстрел в воздух и бросился за ним в погоню, которая, впрочем, продолжалась недолго. Он увидел бандита перелезающим через высокую железную ограду, чьи прутья мертвенно блистали под луной...

- Стой, глупец! - вскричал Вагнер. - Я стреляю быстрее, чем ты думаешь...

Тот крикнул что-то неразборчивое, рванулся, и тогда Вагнер с полным правом пустил ему пулю в ногу. Нога дернулась и отвалилась. Пряча нагретый "Макаров" в подмышечную кобуру, инспектор подошел и вздрогнул. Из широкой спины неудачника торчало шесть наконечников ограды. Он влез рядом с ним и приподнял его голову за волосы.

- Говори, ну...

- Дом, на Минина, зашторенный... - прохрипел тот и скончался.

"Фамилию я знаю..." - удовлетворенно подумал инспектор. - "Жаль парня, наверняка он мог рассказать угрозыску много интересного, в том числе и о бедном Василевском... Ничего, Гена, я тебя помню, смерть твоя под люстрой не останется не разгаданной..."

Кто из живущих в Нижнем Новгороде не знает пятиэтажного серого дворца, облицованного до второго этажа мрамором, на площади Минина! Собственно говоря, стоял он не на самой площади, а первым по улице Минина. Но это для Вагнера роли не играло. Прежде чем направиться туда, он решил сделать один любопытный звонок. Из уличного автомата он набрал номер своего шефа.

- Главный мент Автозавода вас слушает, - небрежно раздался начальственный бас.

- Что это вы, Николай Кузьмич, так поздно на работе задерживаетесь? - весело спросил инспектор.

- Это ты, сынок? Откуда звонишь?

- Вам это все равно ничего не скажет...

- Не дерзи. Я же тебя просил держать меня в курсе дела... Ты уже столько дров наломал, что я боюсь, дело пахнет трибуналом. Девушку с площади Свободы ты зачем убил? У тебя в квартире нашли тот самый ракетный комплекс, из которого был взорван киоск.

- Я не удивлюсь, если завтра у меня в квартире найдут танк, которым будет задавлен очередной свидетель по делу Василевского, - ответил, усмехнувшись, Вагнер. - А вы мне верите, Николай Кузьмич?

- Верю, сынок, конечно, верю, - с необычной торопливостью заговорил шеф. - Давай, подъезжай, мы обо всем переговорим. Я обещаю тебе найти самого лучшего адвоката...

- Хорошо, ждите, - лаконично сказал Вагнер. Ему вовсе не хотелось, чтобы при разборках с бывшим заворготделом обкома присутствовал весь наличный состав Автозаводского РОВД. - Кстати, я отправил вам по почте пакет с деньгами, изъятыми у некого Шустряка, подручного Васьки Босса.

- Да, спасибо, деньги мы уже получили, взяли и самого Шустряка, только ты его сильно напугал, сынок, пришлось его отправить в психушку...

- Что ж, выезжаю, Николай Кузьмич.

- Ждем, сынок. До скорого.

- Пока.

К восьми вечера неожиданно потеплело. И Вагнер осторожно обходил слякотные места, помня, что ему сегодня еще предстояло ужинать с очаровательной Анжеликой.

Пройдя за университет, он остановился у газетного киоска и незаметно оглянулся. На хвосте никто не висел... Прошел во внутренний двор этого мрачного, сталинских времен гиганта. Ни одно из высоких просторных окон не светилось. Спрятавшись за какой-то деревянной постройкой, инспектор стал терпеливо выжидать. Жаль, что ночной бинокль был безвозвратно утерян на том чердаке. Но и без него Вагнер скоро заметил слабый сигаретный огонек у дверей бокового подъезда. Затем в машине, одиноко стоящей посреди двора, уловил еле заметное шевеление...

- Сейчас проверим вашу реакцию, ребятишки, - улыбнулся инспектор. Тихо подобрал палку и швырнул её прямо к машине...

Две вспышки осветили двор, две пули, пущенные, одна из бокового подъезда, другая - из машины, разнесли его палку в щепки. И третья пуля, уже с крыши, с мягким чавканьем впилась у ног инспектора. При свете этих почти беззвучных выстрелов Вагнер отчетливо разглядел машину - это была "Вольво" 1989 года выпуска с номером НИД 37-08!

- Здравствуйте, Юрий Васильевич! - удовлетворенно прошептал инспектор, прячась глубже в тень.

В последовавшей затем тишине он услышал, как к нему стали приближаться шаги наемных убийц. Они заходили и слева и справа от него. Вагнер пошарил рукой по дощатой стене и нащупал заржавленную ручку. Тихо потянул её на себя и втиснулся в этот сарайчик, где он разглядел бухты каких-то кабелей, сварочный аппарат и тому подобный строительный хлам.

Буквально в двух сантиметрах от него шаги сомкнулись.

- Ты уверен, что тут кто-то был?

- Ганс с крыши не мог ошибиться, у него стопроцентное зрение... Вчера в поликлинике проверял.

- Посвети-ка сюда!

Блеклый луч фонаря уперся под стену, за которой стоял Вагнер, недыша. В щель он видел, как две огромные тени склонились к земле...

- Кажется, следы ведут в сарай, - догадливо прошептала одна из них. И тогда Вагнер, подпрыгнув, мощно ударил ногой по стене как раз на уровне их голов. Когда инспектор вылетел из постройки, убийцы без сознания лежали на сырой нижегородской земле. Выбитая инспекторским ударом доска изувечила им головы.

- О боже! - инспектор отвернулся от несчастных, которые всего секунду назад собирались сделать из него фарш для пожарских котлет, вышел из своего укрытия и крикнул:

- Ганс, спускайся, разговор есть!

И едва над верхом водосточной трубы показался ошарашенный силуэт - инспектор тысячу раз отработанным жестом выхватил из-за спины любимый "Макаров" и выстрелил... Ганс падал, казалось, целую вечность. Глухой шлепок уже мертвого тела сотряс окрестности, где-то тревожно завыли собаки...

Вагнер перебежал через двор и нырнул в боковой подъезд. Немного поколдовал отмычкой у двери и, крадучись, вошел. К лифту с мелкими бронзовыми украшениями вела ковровая дорожка. Отражаясь в многочисленных зеркалах, он поднялся, но услышав спускающиеся сверху по лестнице шаги, встал за кадку с искусственной пальмой... Мимо него прошла толстая бабулька с пустыми ведрами в руках. Она меланхолично твердила себе под нос:

- ... у Мишиных помыла на четвертом, у Отто на пятом помыла, у Кузнецовых на шестом не мыла...

Она зашла в подсобное помещение и там уныло загремела ведрами.

"Спасибо..." - подумал инспектор и решил лифтом не пользоваться. На нужный этаж он поднялся мигом, и, держа пистолет в руках, ступил в ярко освещенный коридор...

Прошел он немного - дверь комнаты с правой стороны распахнулась так резко, что инспектор кубарем отлетел в сторону и упал. Его пистолет, вращаясь, откатился далеко в сторону, а из комнаты той неторопливо вышел человек и направился к инспектору.

- Бог ты мой! - воскликнул тот, пятясь от него.

Человек тот был бритым наголо китайцем в синем спортивном трико. Небрежно поигрывая металлическими нунчаками, он шел на инспектора и улыбался. Проходя рядом с пистолетом, он сделал неуловимое свистящее движение своим страшным оружием и Вагнеровский "Макаров" разлетелся на кусочки, словно был сделан из хрупкого стекла. Подошел к инспектору, сунул нунчаки за черный пояс, ухватил его за лацканы пиджака...

- Эй, парень, осторожнее, сейчас мне и двух зарплат не хватит, чтобы купить точно такой же костюм... - заговорил Вагнер, но его так ударили об стену, что перехватило дыхание.

- И лечение сейчас платное... - продолжил он, отдышавшись. Китаец приподнял его, как штангу, над головой и бросил вдоль по коридору. Метров пятнадцать, наверное, летел Вагнер, сбивая под потолком светильники, и тяжело рухнул возле какой-то приотворенной двери. Поднялся и юркнул туда, закрыв за собой дверной шпингалет.

Лихорадочно оглянулся. Это была спальня, и, конечно же, никакого оружия здесь быть не могло. И тут ему пришла в голову гениальная мысль. Пришла вовремя. Дверь разлетелась в щепья, и на пороге встал этот зверь, поводя налитыми кровью глазками и вращая нунчаками. В его руках они казались крутящимся самолетным пропеллером. Но он ничего не смог увидеть - комнате бушевала настоящая метель из пуха со вспоротых подушек!

Пока пошлый китаец сражался с пушинками, Вагнер бежал по коридору, заглядывая во все комнаты... В кабинете Отто он увидел застекленный стеллаж с охотничьими ружьями, каждое из которых не имело цены, даже если их продавать с аукциона Сотби. Два из них явно числились в розыске, как похищенные из бывшего Алмазного Фонда СССР. На полках внизу отыскались и патроны. Юрий Васильевич мог бы держать оборону не один месяц...

На столе хозяина рядом с пустой коробкой "Мальборо" лежала записка "Милая, сегодня я ужинаю в „Москве“ с нужным человеком. Твой Юрик."

- Может быть, молодой человек, вы положите ружье на место... - проскрипел за спиной голос. Вагнер медленно повернул голову и оторопел - прямо в глаза ему подтянутая крепкая старушка в костюме "Адидас" наставила большой блестящий "Магнум".

- Читать записки, адресованные другим людям, очень нехорошо.

- Профессия такая, - пожал плечами инспектор и только вознамерился прикладом ружья выбить опасную игрушку из старушечьих лапок, как она развернулась и левым сайгиком уложила Вагнера на пол, он приподнялся, но в тот же миг получил крепкий удар в челюсть - у него аж слезы из глаз брызнули.

- Уважаю, - произнес он, отдыхая на полу от своих поползновений. В кабинет бесшумно влетел разъяренный китаец, весь облепленный пухом.

- Подожди за дверью, Ли, - спокойно сказала старушка. - Если молодой человек окажется неразговорчив, ты с ним поговоришь по-китайски. Рассказывайте. Кто вы, я догадалась сразу, поэтому переходите сразу к делу, что вы здесь ищите, что у вас есть, чего у вас нет?..

- Разрешите, я присяду, - попросил инспектор, - не привык разговаривать с дамами, лежа на полу.

- Не стоит, - вежливо ответила она, - вам надо отдохнуть перед разговором с Ли, вы ведь не очень, я смотрю, владеете китайским...

- Благодарю, - расчувствовался инспектор. - А с чего начинать?

- Меня устраивает любое начало. И торопитесь, в семь пятнадцать у меня массаж.

- А сейчас сколько времени?

- Семь.

- Значит, я еще успею в ресторан "Москва", где сегодня ваш муж ужинает с постоянной любовницей, - Вагнеру терять было нечего и он пробовал все.

- Не заговаривайтесь, - с угрозой сказала суровая леди. - За пятьдесят лет совместной жизни он мне не изменил ни разу. Я и сегодня в форме.

- Я не буду вам врать, что следил за вашим мужем, чтобы только узнать, с кем он спит. Вышли мы на него в связи с серией убийств, прокатившихся в последние два дня по Нижнему. Трех любовниц его мы вычислили сразу, одну он успел убрать - слышали о взрыве на площади Свободы?

Вагнер крутился вокруг этой темы так долго и потому, что спиной ощущал, как давит ему кольт Шустряка, о котором он совсем забыл...

- Вы не думайте, что я вам поверила... - решительно сказала старушка. - Но если это правда, то я вам и вашим сотрудникам предоставлю полную свободу действий, если нет - то мне вас нисколько не будет жаль. Ли!

Китаец бесшумно возник на пороге. Уже без пуха.

- Побеседуй пока с господином...

- Мэм, но вы же обещали, - запротестовал инспектор.

- Пока мягко побеседуй, - уточнила коварная. - Я отлучусь ненадолго. Пусть он еще что-нибудь интересное расскажет, а ты включи магнитофон.

- Хоросо, - на чистейшем русском ответил урод.

Она стремительно вышла. Палач, с любовью поиграв чудовищными бицепсами, направился к Вагнеру. О! Он бы заставил говорить Вагнера, он бы за эти полчаса, которые понадобятся разгневанной супруге удостоверится в том, что её нагло обманули, сделать из инспектора первоклассного инвалида 1 группы. Он, наверное, в своем Шаолине лет десять провел за тренировками, да только никакой Шаолинь не поможет отбить пулю девятнадцатого калибра, пущенную с расстояния в три метра! Бедного иностранца отбросило к книжному шкафу и на обезображенное судорогами тело с грохотом посыпались синие с позолотой тома Ленинского собрания сочинений.

Крутая леди могла услышать выстрел и вернутся, поэтому он медлить не стал. Выбив табуретом окно, ступил на узкий карниз...

Пронизывающий ветер охватил его, в двухстах метрах от него рдели под прожекторами древние кремлевские стены, около памятника Чкалову толпился, как всегда, гуляющий народ... а Вагнер, рискуя свалиться с пятого этажа, медленно пробирался к пожарной лестнице, прижимаясь к стене. Внезапно его левая нога ощутила под собой пустоту. Он глянул вниз и у него закружилась голова: карниз заканчивался почти в двух метрах от лестницы! Он посмотрел назад и голова закружилась еще больше: из покинутого им окна леди Отто наводила на него одно из коллекционных ружей. В том, что она и стреляла неплохо, инспектор сомневаться не стал. Плюнул на все и прыгнул к лестнице!

Толчок получился неплохой и он было повис на перекладине, да вся эта лестница, которой не пользовались с момента её установки, со скрежетом вышла из креплений и полетела вниз... Времени на раздумья не оставалось. Он разжал руки и уже с небольшой высоты грохнулся на крышу проезжавшего под ним автобуса. Тот едва успел проскочить под падающими лестничными пролетами и резко затормозил.

- Что это было? - выскочил водитель.

Вагнер съехал с крыши и спросил, отряхиваясь:

- До остановки довезешь? Стольник даю.

- Нет. Я - служебный.

- Тогда вези бесплатно, - и сунул ему под нос пистолет.

Ресторан "Москва" на Большой Покровке в золотые застойные времена уверено держал репутацию солидного заведения. Готовили там неплохо, музыканты старались играть не очень громко, столик на вечер нужно было обязательно заказывать, а у входа вечно стояли беспечные гуляки, сдерживаемые высокоподкупным швейцаром...

Ныне все изменилось. Не выдержав конкуренции с кооперативными лавочками, ресторан опустился: полутемный и холодный зал, за столиками с откровенно нечистыми скатертями какие-то мальчики в кожаных куртках и собачьих шапках неумело и жадно пьют разбавленную водку, и от прежнего величия остались только жирозадые официантки, как и в прежние годы, копнами сидящие вокруг своего стола.

Словом, на несколько помятый костюм Вагнера никто не обратил внимания. Надо признаться, без своей зимней куртки, оставленной в разгромленной квартире Отто, инспектор успел основательно промерзнуть, пока добежал сюда. И теперь с разгона хлопнул пару рюмок лимонной настойки.

"Почему именно "Москва?" - удивлялся он Анжелике, оглядывая зал. С её то вкусом и претензиями? Вполне можно было сходить и в "Русский клуб", и в грибной ресторан, и в Доме актера столик заказать...

"Бедная девочка, если из-за испорченных колготок она готова пристукнуть человека, то о каком „Русском клубе“ ей можно мечтать, да еще с нищим ментом?"

И он погрузился в раздумья о рынке, о Гайдаре, о нарушении экономических связей в связи с распадом Советского Союза... И даже не почувствовал, что его добрые полчаса треплет за плечо какой-то молодой человек.

- Выпьем, старина, - обратился к нему инспектор. - Выпьем за сигареты по 30 копеек, за колбаску по цене 1. 80, за пятикопеечный проезд на метро!

- Я не пью, я на работе, - сухо ответил тот. - Вас одна дама приглашает, пройдемте со мной...

Вагнер встал, сильно качнувшись, и уцепился за его плечо.

- Пойдем, друг. Пойдем хоть на край света, если на том краю будут ждать нас дамы...

В фойе он оторвался от сопровождающего и долго мочился во все писсуары туалета. Затем вышел и сразу повис на его шее, так, что тому пришлось его нести по таинственным подсобным коридорам "Москвы". При этом Вагнер нес пьяную и слезливую ахинею. В частности, рассказал ему по большому секрету, что является прямым и неоспоримым наследником Иоанна Грозного, и в связи с реставрацией капитализма в России ему причитается земельный надел в размерах хотя бы Московского княжества...

- С Моссоветом есть прямая договоренность, - разглагольствовал инспектор. - Лужков передает мне свой пост, депутаты преобразуют Советы в боярскую Думу...

О дальнейших планах он рассказать не успел, поскольку его осторожно ввели в роскошный кабинет, ярко освещенный хрустальными люстрами...

За богато сервированным столом - фрукты в вазах, шампанское в серебряном ведерке со льдом, закуски, убранные зеленью.., - сидел толстенный пожилой дядя. Он со вкусом уминал кусочки архангельской селедки, захрустывая дольками белейшей луковицы. Никого, кроме этого гастронома, в кабинете не было. И даже потайных дверей не замечалось.

- А где дамы? - капризно спросил инспектор. Но провожатый испарился, а дядя, шумно сморкаясь в салфетку и бросая её под стол, весело отозвался:

- Все будет, и дамы, и икра, и белые пароходы, и ежемесячный отпуск в Альпах, и приличное жалованье... Садись, Вагнер, в ногах правды нет. Кушай, пей, на меня не смотри... В молодость старика потянуло, когда эта черняшечка, - он поддел вилкой кусок черного хлеба, - дороже золота, малыш, стоила.

Инспектор мигом нагрузил свою тарелку всем, до чего дотянулась его рука, и принялся поглощать...

Хозяин с одобрением смотрел на него.

- Хорошо не поешь, хорошо не поработаешь.

- Понимаю, - пьяно кивал инспектор, - вы меня сейчас покормите, потом для начала попросите украсть для вас сейф из кабинета начальника Автозаводского РОВД?

Дядя расхохотался так, что посуда посыпалась с его края стола.

- Молодец! - с любовью восклицал он, утирая слезы скатертью. - Рассмешил старика, это я люблю. Думаю, мы с тобой сработаемся. Да брось ваньку валять, что пьян. Что, я пьяных не видел? - и он опять загоготал.

- Запомни, тварь, - негромко сказал инспектор, вставая. - Сотрудники российской милиции не продаются ни оптом, ни в розницу. Я тебе даю пятнадцать минут на то, чтобы ты в последний раз набил свое брюхо... А потом мы поедем в управление и ты, Отто Юрик Васильевич, будешь мне долго и доверительно рассказывать, как с помощью бывших дружков по партии ты организовывал хищение и сбыт ценностей из Алмазного Фонда СССР на Запад, как сколотил вокруг себя шайку бандитов и поручал им убийства россиян, в том числе и бедного Василевского...

- Фи, как скучно, - сморщился Отто. - Честный легавый, казенный дом, протоколы допроса... - Он со вкусом закурил сигарету "Мальборо". - В тебе, Вагнер, вообще нет полета фантазии, ощущения, что есть иные, блистаюшие миры... Ты, наверное, и в постели скучен, инспектор, и не снимаешь сапог...

- Хватит, - отрезал инспектор. - Где здесь телефон?

- Хватит, так хватит, - печально вздохнул толстяк. И, видно, нажал какую-то кнопку, потому что картины на стенах отъехали в сторону и Вагнера окружила целая толпа его телохранителей. С этими тренированными псами инспектор бы с трудом, но справился, но следующее явление парализовало его. Двое бандитов ввели... Анжелику, приставив к её нежному горлу охотничьи ножи. Лицо её все было в кровоподтеках, она буквально висела на их руках.

- Вы за это ответите! - с яростью прошептал инспектор. И с такой ненавистью посмотрел в глаза Отто, что тот смутился и поспешно сказал:

- Ты можешь ей помочь, согласившись на наше предложение.

Вагнер рванулся к Анжелике, но ему ловко и профессионально скрутили руки.

- Анжелика, я тебя люблю! - крикнул он ей.

- Я тебя тоже люблю! - ответила она и застонала.

Инспектор рванулся как безумный, двоих псов он так двинул лбами друг о друга, что они замертво свалились... опрокинул стол, боковым сразил наповал еще одного, другой нарвался на его левый и отлетел к стене... и тут об его затылок с огромной силой разбили табурет!

Очнулся он скоро. На его руках и ногах сидело по человеку, а жирный боров, обнимая за талию безвольно поникшую Анжелику, уходил. У порога он обернулся:

- Дурак ты инспектор, и не лечишься. Такую сделку упустил! - и обращаясь к молодчикам: - С девчонкой я сам справлюсь, а его уберите... Да не забудьте травки ему по карманам рассовать, чтобы легавые из него героя не сделали...

- Гад! - бесстрашно выругался инспектор. Ему здорово саданули по челюсти и вдруг в кабинете наступила абсолютная тишина!

Инспектор привстал и глазам своим не поверил - Отто с Анжеликой медленно отступали от порога, а на них шла... леди Отто в норковой шапке и норковой шубе, с горящим взором наставляя на него лучшее из коллекционных ружей.

- Дорогая, ты сейчас все неправильно поймешь, - бормотал Хозяин, больше похожий на трусливую дворнягу, чем на всевластного повелителя многих судеб. - Я объясню, положи ружье, от выстрела оно может испортиться, а стоит оно целую швейцарскую виллу!

- И на этой вилле ты собирался отдыхать не со мной, а с такими вот молоденькими девчушками? - прошипела фурия, передергивая затвор.

- Прекрати! - грозно топнул ногой Отто, и отшвырнул от себя Анжелику.

- Бах! - Выстрел прозвучал так громко, точно это грохнуло полевое орудие. Спина Хозяина вспухла красным волдырем и он огромной ватной куклой завалился под ноги оцепеневшим телохранителям...

Никто еще толком не успел понять, что произошло, как инспектор был на ногах. Двумя выстрелами снял ребят, державших Анжелику и бросился к ней. Все очнулись, в комнате засверкало от множество вынутых стволов и началась бойня, не хуже Чикагской. Старая леди перезаряжала и стреляла так ловко, что казалось, будто она работает с автоматическим зенитным орудием. С разорванными грудными клетками и разбитыми черепами бандиты разлетались от неё во все стороны... Инспектор бил по рукам и ногам, что было чрезвычайно трудно, так как в комнате висел густой пороховой дым...

- Она долго не продержится, - крикнула ему на ухо Анжелика. - К тому же это их семейное дело! Уходим! - и она потянула его за картины, к потайному выходу.

- Я люблю тебя, Анжелика! - трогательно сказал он, уворачиваясь от пуль.

- Я люблю тебя, инспектор! - отвечала она.

Они нырнули за картину и побежали спускающимся вниз коридором.

- Скоро должен быть выход, - шепнула она.

И точно! Открыв маленькую бронированную дверцу, они выскочили на пьяняще свежий ночной воздух.

- Ты в порядке? - заботливо спросил он.

- Да. А ты?

- Я пойду проверю, нет ли кого из Оттовских ребят.

С пистолетом наготове он двинулся к кирпичной ограде, за которой можно было чувствовать себя в безопасности. Издалека, но все более явственно нарастал рев милицейских сирен, где-то в одной из машин, сжимая в руках любимый огнемет, едет, волнуясь, его друг Ленчик Самойлов, подняты по тревоги омоновцы... еще одна минута и весь район будет оцеплен так, что ни одна из грязных тварей не уйдет, а он, измученный старший лейтенант Вагнер, окажется в кругу своих.

- Все в порядке! Пойдем! - крикнул он, улыбаясь Анжелике.

- Ложись, Вагнер, ложись! - отчаянно крикнула она. Инспектор недоуменно повернулся и тут только услышал звук выстрела. Пуля ударила ему в грудь и он, перекувыркнувшись, упал лицом в сыпучий неутоптанный снег. Вторая пуля ударила его в бок. Вагнер перевернулся и застыл, раскинув руки. К нему вальяжной походкой подходил сам Васька Босс, размахивая своим любимым старинным револьвером "Смит и Вессон".

- Лягаш, падла, всех ребят моих погробил, - прорычал он и наставил ствол прямо в лоб замерзающему лейтенанту.

- Торопись, гад. Через минуту мои друзья из тебя блин подгоревший сделают, - прохрипел инспектор и плюнул ему точно в переносицу.

Тот быстро нажал на курок, но еще быстрее его голову разнесла меткая очередь из автомата.

К Вагнеру, плача, бежала Анжелика с "Калашниковым" в руках. Отбросив автомат, она бухнулась перед ним на колени и, рыдая, спросила:

- Ты в порядке?

- В порядке, - слабо улыбнулся счастливый инспектор.

Хрупкая женщина взвалила его на плечи и понесла, приговаривая:

- Потерпи, дружок... Сейчас я отвезу тебя к самым лучшим врачам. Они тебе сделают столько операций, сколько потребуется, для того чтобы ты жил и был моим любимым...

- Ну, для этого не надо никаких операций, - весело сказал Вагнер, спрыгивая с её плеч. Он распахнул пиджак и под ним пораженная Анжелика увидела бронежилет.

- Ты думаешь, что участковые инспектора такие болваны?

- Ах ты, негодяй, - накинулась она на него. - Я его, понимаешь, ли тащу, потею, а он улыбается!

- Но, дорогая, - возражал Вагнер, уворачиваясь от пощечин, - ты же сама хотела, чтобы я был здоровым и любимым...

И увернулся так ловко, что она оказалась в крепких его объятиях.

- Здесь за углом машина, - сказала Анжелика, когда их губы освободились от долгого поцелуя.

- Едем, - согласился инспектор. В его планы еще не входила встреча со своими коллегами.

Был двенадцатый час ночи, когда они устало сидели в креслах перед телевизором. Инспектор успел сделать пару важных телефонных звонков и теперь был хмур и сосредоточен. Шел ночной выпуск "НН-ТВ".

- Криминальная хроника. По подозрению в особо тяжких преступлениях разыскивается Вагнер Иван Семенович, 1962 года рождения, сбежавший из следственного изолятора... Что-либо знающих о местонахождении...

"Явно переборщили", - поморщился он и щелкнул кнопкой дистанционика.

- И что ты теперь будешь делать? - спросила Анжелика.

- Спать. Сегодня я неплохо поработал.

- А завтра? Предложение Отто ты отклонил, на тебя объявлен розыск... Скоро они будут здесь...

- А ты мне поможешь.

- Чем?

- Не знаю... С твоими связями, миллионами, с налаженными зарубежными контактами...

- О чем ты??

- Перестань изображать удивление! Слишком нежно Отто поддерживал тебя за талию, когда уводил... Да и следов побоев на твоем лице что-то не осталось...

- Тебе действительно необходимо выспаться, - зло сказала она, поднялась и пошла на кухню.

Вагнер продолжал говорить ей в спину:

- О твоей роли в преступном синдикате я догадался на второй день после нашей встречи. Колготки, дорогая... Они у тебя целы. Да и кофе, которое я разлил, было совершенно холодным и не могло оставить на твоей прелестной ноге ни единого ожога. В той пельменной никогда не подают горячее кофе.

Она остановилась.

- Вам с Отто был нужен свой толковый человек в Автозаводском управлении милиции, поскольку вы собирались открывать там филиал.

Она медленно поворотилась к нему. В руках её тускло поблескивал крохотный серебряный "вальтер".

- Что тебе еще известно о наших планах? - своим пленительным голосом проговорила она.

Вагнер с горечью сказал:

- Я полюбил тебя по настоящему... А ты хотела из меня сделать всего лишь исполнителя своих мафиозных планов. И не надо говорить "наших планов". Бывший партбосс был игрушкой в твоих очаровательных руках. Кстати, выкинь этот пистолетик... Дом окружен. Я специально попросил ребят дать на Нижегородку такое объявление. И ты раскололась сразу: откуда тебе известно о предложении Отто?

Держа его на прицеле, Анжелика подошла к окну и выглянула за шторы. В тот же миг мощные армейские прожектора осветили квартиру и многократно усиленный голос Вагнеровского шефа загремел на все окрестности:

- Вагнер сказал правду, дом окружен. Выходить по одному, руки держать на затылке, не разговаривать, не улыбаться, шаг вправо, шаг влево считается попыткой к бегству!

Вагнер привстал, но Анжелика быстро вскинула пистолет:

- Не подходи!

- Не дури, там ребята с огнеметами. Они же шальные, они же пальнуть могут, услышав выстрелы, они же не знают, что здесь только мы с тобой...

Она открыла окно и шагнула на подоконник.

- Анжела, не надо! - крикнул инспектор.

- Нет, не только мы с тобой здесь сейчас, - тихо сказала она. - Здесь есть и наша любовь. Ты так и не догадался, почему именно Василевский погиб, а не кто-нибудь другой из трехсот тысяч населения Автозаводского района? Да потому, что Василевский жил на твоем участке, именно ты должен был заняться этим делом, и мы с тобой бы встретились, чтобы затем никогда не разлучаться...

- Не делай этого, Анжела, не делай! - отчаянно бросился к ней инспектор, но она выстрелила во двор и оттуда полыхнул огненный смерч!

Пулевой ураган ворвался в оконные проемы, Вагнер инстинктивно бросился под кровать, на которой он провел самые счастливые минуты своей жизни, а на асфальте догорала ярким пламенем его любовь...

Инспектор устало шел через толпу милицейских и омоновцев... Они отдавали ему честь и молча расступались. Пожарные суетились на своих лестницах, блокируя огонь, охвативший целый этаж; оцепление еле сдерживало натиск репортеров и просто любопытствующих.

- Извини, старик, - перед ним стоял с потерянным видом Ленчик Самойлов, смущенно перекладывая из руки в руку ствол злосчастного огнемета.

Вагнер молча отстранил его с дороги и подошел к шефу, стоящему с микрофоном у своей машины.

- Ты в порядке? - участливо спросил Николай Кузьмич.

- Да.

- Иди сынок, отдохни, а завтра, как всегда к девяти на работу, а то на твоем участке черт те знает что творится, опять школьники пивной киоск бомбанули...

- Я отдохну, шеф, но сначала два слова вашему заму...

Соловьев испуганно попятился:

- Я понимаю, Вагнер, ты немного огорчен и поэтому не способен правильно оценить ситуацию...

- А что её оценивать, - пожал плечами инспектор, наступая. - Я догадался, что ты страстный коллекционер сигаретных коробок и потому похитил вещдок с моего стола...

- А как иначе я получил бы "Мальборо"? Мне на неё никогда не заработать...

- А потом пытался убрать меня, чтобы никто не узнал о твоем увлечении. Свою чистенькую характеристику не хотел портить...

- Сам пойми, шефу скоро на пенсию...

- А из тебя хороший шеф получится, - задумчиво сказал Вагнер. - Только тебе самой малости не хватает.

- Чего?

- Золотых зубов. Для солидности, - и Вагнер коротким боковым снес ему полчелюсти.

Зубастики-6

ужасы

Джон Геннадьевич возвращался с детьми с загородной прогулки.

- Папа, я писать хочу! - канючила маленькая Эля.

Третьеклассник Дон украдкой рассматривал висюльку от хрустальной люстры. Этот подарок ему сделал в лесу странный прохожий, одетый в старую буденовскую шинель, из-под полы которой выглядывал кулацкий обрез. На прощанье он сказал:

- Как только она покраснеет, значит тебе и твоим родным угрожает смертельная опасность.

"Кретин старый, - думал Дон, - кто ж не знает, что хрусталь только желтеет. Но один приятель может за нее с десяток вкладышей от жвачек выложить..."

Пришлось останавливать старенький "запорожец".

- Эля! Далеко не заходи. И быстро!

- Фак ю! - отмахнулась дочурка и побежала в кусты.

- Дон, я с тобой должен поговорить как мужчина с мужчиной.

- Валяй, отец.

- Денег у нас нет, из квартиры выселяют. Мне придется на месяц идти в спекулянты.

- Товар?

- Колготки женские.

- Да, не много ты, па, забашляешь. Лучше бы пошел с нами на бензоколонку машины протирать.

- Нет, Дон, там может выгореть крупная сумма баксов.

- Ну, если баксы... Только размеры большие не берите. Из параллельного класса говорили - туго идут.

- Договорились. Что-то Эли долго нет. Ладно, поехали. Она решила, наверное, напрямик идти.

Никто из них и не заметил, как два мягких грязно-зеленых яйца выкатились из придорожной канавы и с чмоканьем впились в днище машины.

Между тем их двухэтажный дом конца семнадцатого века по улице Большая Покровка тайком от жильцов собирался приватизировать Маклайен - владелец кооперативного туалета на той же улице. Мерзавец хотел снести музейный объект и на его месте выстроить сортиры I класса. Чтобы сидя в кабинке богатый человек мог не только оправиться, но и позавтракать, посмотреть видео... Он подкупил начальника жэка и тот, понуждая жильцов к выселению, то несуразно завышал квартплату, то месяцами не подавал газ и воду. Единственно, чего он не мог - это отключить канализацию. Потому что ее не было.

Джон Геннадьевич отварил картошки в мундире, они с сыном поужинали и теперь смотрели секс-шоу "Мисс Детский сад-93".

А новоявленный господин Маклайен с сыном Бобриком подъехали к дому на роскошной "тойоте", удачно купленной на владивостокской барахолке.

- Я тебе покажу настоящий бизнес, - ухмыльнулся Маклайен.

- Ненавижу твой бизнес, от него всегда пахнет аммиаком, - презрительно отозвался сын. Настоящим сыном он ему не был и приходился троюродным племянником. Его родители сгорели в автокатастрофе, когда перегоняли цистерну спирта в Прибалтику.

- Учись. Когда-нибудь и тебе придется возиться в этом дерьме. Мы должны заплатить жильцам бешеную сумму за переселение, но только в том случае, если переселяться они будут по нашей вине. Я же их заставлю выехать добровольно. Смотри, что у меня есть.

Маклайен взял с заднего сидения "дипломат". Вынул оттуда пачку прекрасно изданных цветных картинок.

- Ананасовый сок. Свежемороженая клубника со сливками. Цыпленок-табака с картошкой, жаренной по-московски. Дымящаяся уха из стерлядок. Заливной поросенок. На этих фото все выглядит как натуральное. А теперь главное - шашлык с дымком! Обрати внимание: куски мяса, истекающие соком, проложены дольками свежих помидоров. Эти картинки я расклею по всему дому! Они не выдержат смотреть на это изобилие, и побегут, как крысы с корабля!

Бобрика передернуло от отвращения.

- Ненавижу тебя!

- То-то! Пойдем, уже стемнело. Возьми из бардачка конторский клей.

А в подвале тем временем бродил с фонариком начальник жэка. Он честно отрабатывал деньги Маклайена и теперь придумывал очередную пакость.

- Что за черт? - Он посветил на подвальное оконце. В нем была дыра, с разбитых стекол тянулись зеленые сопли.

Ему показалось, что позади хихикнули и что-то с топотком покатилось по полу.

- Кто здесь?

Хихикнуло сбоку, он резко повернулся, фонарик вылетел из его рук и последнее, что он увидел, были горящие красные глаза, летящие ему навстречу, и маленькая пасть, полная дьявольских зубов...

- Па, - сказал Дон, вздрогнув от сумасшедшего крика под полом. - Тебе не кажется, что в подвале кричит наш начальник жэка?

- Тебе показалось, сынок, - ответил Джон Геннадьевич, не обращая внимание на душераздирающие вопли, от которых половые доски ходили ходуном. - Смотри, какие ножки у этой милашки. Надо бы познакомиться с ее мамочкой.

Маклайен с Бобриком, крадучись, вошли в подъезд. Навстречу им, тяжело опираясь на костыли, спускалась по грязным заплеванным ступенькам гривастая старуха с огромным цыганским носом. Закутанная в цветное тряпье, она тащила за собой деревянную клетку со здоровенным попугаем, чьи перья были вчистую поедены молью. Попугай, больно стукаясь седой головой о прутья, сонно бормотал:

- Бежать отсюда, бежать!

Старуха вдруг покачнулась и навалилась на Маклайена. Он отодрал ее от себя и швырнул вниз по лестнице, но та успела глянуть на него безумными черными глазами и выкрикнуть:

- Ты последний зайдешь в этот дом и врата его, как двери ада закроются за тобой! И познаешь ты Боль, и познаешь ты Муки, и отдашь свою кровь тварям, и отдашь ты им глаза свои и кости твои перетрутся в их зубах и душа твоя навеки будет погребена под фундаментом!

- Чтоб ты шею сломала! - крикнул ей вдогонку Маклаейн и подмигнул сыну. Тот с увлечением смотрел, как пророчица ломает себе кости, кубарем катясь к входной двери. Но тотчас опомнился, и с отвращением посмотрел на отца.

- Я не люблю тебя, папа!

- Я не люблю тебя тоже, - ответил тот. - И ты никогда не люби больных, детей и стариков. За работу!

И они увлеченно принялись клеить свои дьявольские картинки на обшарпанные стены. До того увлеченно, что не слышали ужасного чавканья, доносившегося с входного тамбура, не слышали, как мимо них вверх по лестнице с глазами, вылупленными от ужаса, промчался лысый старухин попугай, а за ним, мягко подпрыгивая, катились мохнатые шарики величиной с теннисный мяч.

Дону наскучили эти малышки из шоу "Мисс детский сад-93", показывающие свои прелести под строгим родительским присмотром и он направился в свою комнату. В их третьем "в" во время перемен такого насмотришься, что навеки потеряешь всякое любопытство к женскому телу!

Аккуратно, чтоб не заметил отец, вытащил банку пива из холодильника, подумал, вытащил еще пару - после распитой в лесу чекушки, хотелось что-нибудь свеженького... Закрыл дверь и бросился на кровать. Нахлобучил наушники и ватт этак пятьдесят бросил на каждое ухо - "Progigy" его круто заводили.

Как бы ни был увлечен Джон своим любимым шоу, заметив, что сын удалился, прошел в прихожую, выудил из потайного кармана ватника бутылочку "Сормовской", по привычке вывернул карманы курточки Дона и к его ногам упала хрустальная висюлька необычного цвета - кроваво-красного, причем она светилась столь интенсивно, что даже слабые алые всполохи пошли по стенам.

- Факингейм! - присвистнул он, любуясь редкой вещицей. - Где же он ее стащил, маленький негодяй? А, плевать! Снесу-ка я на Лыкову Дамбу в "антиквариат", может там на нее позарятся, - и поворотился назад в комнату. Но не успел он достать из холодильника кубики льда, как в квартиру постучали, громко, резко, точно молотком.

- Кого черт носит по ночам? - удивился Джон Геннадьевич и крикнул сыну. - Дон, иди открой!

Плеснул в широкий бокал "сормовской", бросил туда лед, и взялся за нож, чтобы разрезать лимон, как постучали снова, да так часто, будто попытались выбить барабанную дробь.

- Проклятый мальчишка, заперся у себя и ни черта не слышит!

Вытащил из-под кухонной плиты тряпичный промасленный сверток, развернул его и достал, любуясь, кольт двадцать второго калибра. Переломил пополам, из ячеек засверкали желтыми задницами бронебойно-зажигательные патроны.

- Кем бы ни был тот парень, который ломится в двенадцатом часу в квартиру законопослушных граждан, он об этом здорово пожалеет!

Сняв многочисленные запоры, распахнул дверь и осторожно высунулся - никого! Пахло свежим конторским клеем, вроде с чердака или подвала доносился какой-то мягкий топоток, будто крысы затеяли играть в пятиборье; какое-то хихиканье... да еще снизу, от входного тамбура несло странным сладковатым запахом свежепотрошенного тела и слышался хруст перемалываемых костей - а так ничего такого, чтобы могло насторожить такую хитрую и многоопытную лису, как Джона Геннадьевича.

Но едва, запирая дверь, он щелкнул последним засовом, как немедленно застучали и стук теперь походил на длинную пулеметную очередь!

- Ну, теперь этот шутник получит свое, - свирепо оскалился Джон и, выхватив пушку, нажал на гашетку. Старенький дом содрогнулся от чудовищного грохота - пять дыр, величиной со здоровенный мужской кулак красовались во входной двери!

Джон Геннадьевич, припорошенный древесной пылью, открыл дверь и заорал:

- Ну, что, получили, гады?!

- Да, ты, мужик, охренел! - закричал на него снизу громадный лысый попугай. - Я стучу, стучу! Пусти быстрее, а то нам всем здесь хана будет!

И так больно клюнул негостеприимного хозяина в ногу, что тот отскочил назад. Попугай следом за ним ввалился, хлопнув за собой дверью.

- Так ты говорить умеешь? - изумился Джон Геннадьевич, переводя взгляд с "сормовской" на попугая и обратно.

- А еще я пою, пишу и пляшу! - огрызнулся тот и вскарабкался на стул. - Но сейчас это к делу не относится! Тут такие твари по всему дому расползлись, хозяйку мою, бедную Гиту, зачавкали, - всхлипнул он и вытер дранным крылом скупую слезу. - Хотя и молоденькая была, всего девяносто годков, а погибла, погибла!

- Ну, ты! Не очень то расслабляйся, - прикрикнул Джон, не выносивший слез, кто бы их не проливал - человек или птица. - В чем дело?

- Погибла, погибла. И мы все умрем, все! - закатывал глаза к потолку попугай.

Джон вскинул кольт и бабахнул в потолок. Люстру подбросило и с потолка заструилась известковая пыль. Несносная птица подпрыгнула и в ужасе зажала крыльями уши.

- Ты скажешь в чем дело или мне придется пристрелить тебя?

- Скажу, скажу... они маленькие, мохнатые, глаза у них горят красным, в пасти полно острых зубов, которыми они могут размолоть даже сталь...

- Кто они?

- Зубастики, мужик, зубастики! Ты что, первых пять серий не видел? Ты вообще откуда свалился на мою голову, такой непонятливый? Делай что-нибудь, а то мы все умрем, все!

Маклаены до того увлеклись лепкой своих ядовитых картин на стены, что хотя и слышали пальбу и крики на пятом этаже, но не обращали на это никакого внимания. Вдруг Бобрик побледнел, привалился к стене и сполз на пол.

- Па, мне что-то нехорошо, я, наверное, неплотно поужинал и вот эта картинка на меня подействовала! - он показал на фото утки, фаршированной яблоками.

- Прикидываешь, как она будет действовать на тех, у кого вообще нет денег на ужин! - восхитился Маклаейн. - Посиди, слабачок, я поищу где-нибудь воды...

Бобрик медленно разлепил глаза, но отца рядом уже не было. Где-то наверху прогремел выстрел, тяжелый, как пушечный удар, и он совсем пришел в себя. Далекий как северное сияние, свет единственной на весь подъезд лампочки не давал как следует осмотреть выщербленный цементный пол, на котором он сидел и по которому прыгали какие-то мохнатые клубочки. Снились они ему или нет, но они вроде даже как-то переговаривались между собой, хихикали, шушукались.... и тут один из них, тяжелый, будто сделанный из свинца, прыгнул ему на грудь и оскалил рот, полный острых зубов!

- Папа! - заорал Бобрик, но второй шарик вцепился ему в носок ботинка и махом отгрыз его, третий в момент слизал подошву с другого ботинка, а тот, который навалился на грудь, подпрыгнул высоко, видимо от испуга, а Бобрик вскочил и рванул вверх по лестнице.

Зубастики, визжа и улюлюкая, бросились вслед.

- Заткнись, - прикрикнул на паникера Джон Геннадьевич, вбил патроны в опустошенный зарядник, крутанул барабан и довольно засунул револьвер за пояс. - Это не все, - подмигнул он притихшему попугаю. - Есть еще у старого солдата заначка!

- За мной! - скомандовал он, и, выбравшись в коридор, они приблизились к комнате Дона.

- Сынок, - постучал Джон Геннадьевич, - мы здесь!

В ответ послышался мягкий топоток, кто-то взвизгнул, захихикал...

Отец еще раз стукнул, посильней:

- Еври бари хоум?

И, не дождавшись ответа, распахнул дверь. Ужасное зрелище поразило их воображение: кровать, вздыбившись пружинами, была раздергана на части, пол покрывали кровавые пятна, разорванные страницы книг летали по воздуху...

Потрясенный Джон поднял какие-то проводки с пола, в которых с болью узнал любимые "соняковские" наушники сына.

- Ты сюда посмотри, - весь дрожа, шепотом произнес попугай и показал крылом на зияющий пролом в полу.

Они склонились над ним и увидели квартиру соседки снизу лоточницы Зинаиды. Сама Зинаида сидела в углу за телевизором и с выпученными глазами протягивала им руки.

- Надо ей помочь, может она подскажет, где Дон... Держи, - он протянул птице свое смертельное оружие, - какими бы грозными эти твари не были бы, ни одна из них не выдержит кольтовской пули 22 калибра!

- Но я ни разу не стрелял! - испугался попугай, но старый солдат уже спрыгнул в дыру, проделанную неведомыми чудовищами.

В квартире лоточницы был тот же разгром и беспорядок, будто стая гигантских крыс прошла и тут, уничтожая все на своем пути... Зинаида никак не отреагировал на появления спасателя и все так же безмолвно тянула руки вверх.

- Сейчас милая, - прокряхтел Джон и ухватившись за ледяные руки, дернул их на себя. Лоточница неожиданно легко подалась и легко вылетела из-за телевизора - но лишь ее половина - ноги с поясницей так и остались в углу! Отряхивая с себя ее внутренности, Джон заметил:

- Бедняга, она мне никогда не нравилась из-за своей скаредности! А вот телевизор ей теперь не понадобиться!

Подхватил семнадцатидюймовый "Панасоник" и хотел было развернуться, как увидел на пороге огромную мохнатую тварь, щерящую свой кривой рот в омерзительной улыбке!

- Ну, что там! - с нетерпением крикнул сверху попугай.

- Пшла отсюда! - топнул ногой на зубастика солдат.

Зубастик хихикнул и откуда-то издалека послышался множественный мягкий топоток.

- Раздавлю! - неуверенно пригрозил Джон Геннадьевич, отступая.

Зубастик мигнул обиженно красными глазами, шерсть на его затылке стала дыбиться и то была вовсе не шерсть - а множество толстых игл.

- Фьють! - и одна из них со свистом пронеслась в дюйме от поседелого виска Джона.

- Фьють, фьють! - иглы тучей осыпали телевизор, которым солдат прикрывался. Он выглянул, зубастик совершенным лысым стоял на пороге и как-то беспокойно озирался. Одним махом Джон прыгнул на него и слабые кости пришельца хрустнули под его кирзовым сапогом сорок седьмого размера! Но возликовать не успел, как густой толпой навалились на него собратья поверженного, отрывая от него плоть целыми кусками.

- Стреляй, чучело! - отступая, кричал он попугаю, отбиваясь одной рукой, а другой крепко прижимая к себе "панасоник".

Птица, совершенно одурев, высунулась в проем по пояс и, закрыв глаза, принялась палить. Стены сотрясались от грохота, пороховым газом заволокло всю комнату и, даже когда кончились патроны, попугай все щелкал и щелкал спусковым крючком.

И только когда в комнате наступила гробовая тишина, он осмелился открыть глаза. Дым развеялся и его взору предстала потрясающая картина: невредимые зубастики стояли, остолбенев, с отвиснутыми челюстями, и смотрели на него выпученными от изумления глазами; Джон Геннадьевич, чьи волосы были дыбом, лежал на окровавленном полу, без левой руки, с оторванным ухом и перебитой в нескольких местах ногой. Он лежал и с тоской смотрел на "панасоник", кинескоп которого был разбит вдребезги.

Он приподнялся, и только и смог вымолвить:

- Ну, ты и дурак!

Зубастики завизжали, подпрыгнули, солдат метнул в них остатки телевизора и через секунду уже влез в потолочный пролом. Вдвоем с попугаем они завалили его книжным шкафом и только тогда смогли отдышаться.

- Прости, - потупилась чумовая птица, - я не хотел.

- Фак ю! Ты что, никогда не стрелял из револьвера?

- Нет, как-то не приходилось.

- Что ж ты сразу, сволочь, не сказал?

- Я сказал, но ты уже был внизу.

Они помолчали.

- Ладно, - сказал Джон и уцелевшей рукой потрепал попугая по виновато опущенной лысой голове. - Всяко бывает. Помоги перевязаться.

Бобрик летел по подъездной лестнице выше и выше, и не заметил, как оказался на ржавых поручнях трапа, ведущего на чердак. И лишь, когда захлопнул за собой тяжелую дверь, небрежно оббитую цинковым листом, оглянулся, весь дрожа и шмыгая носом. В чердачной полутьме затрещал под чьими-то настороженными шагами пыльный настил, Бобрик бросился на колени и проворно пополз в самый угол.

- Сынок, это я, не бойся, - услышал он дрожащий отцовский голос. - Ю о кей?

- Иц файн! - неуверенно ответил он.

- Я все видел, ты был героем, я тобой горжусь, просто не мог помочь тебе, так как боялся, что сам попаду к ним в зубы...

- Да все нормально, па.

Они притихли, пережидая бешенную стрельбу, вспыхнувшую на каком-то из этажей.

Глаза Бобрика привыкли к темноте и за сгорбленной фигурой Маклайена он увидел огромный, воняющий медвежатиной шар.

- Па, кто с тобой рядом? Я боюсь...

- Не бойся, это друг, - Маклайен посторонился и сына его совсем парализовало от ужаса - рядом с отцом стоял, мигая огромными, с чайное блюдце, кроваво-красными глазами, зубастик. И какой зубастик! Одним движением рта он мог слопать табуретку.

- Да, да, - торопливо зашептал Маклайен. - Мы теперь друзья, и не просто друзья, а партнеры! Правда от него дурно пахнет, и привычки у них не совсем джентльменские, но бизнес есть бизнес. Ведь они за нас делают то, чего мы и сами добиваемся. Только все гораздо дешевле. Не надо тратиться на типографские расходы - печатать наши картинки. К утру и так здесь никого не останется...

- Па, но ты не понимаешь! Покончив с этим домом, они перейдут на другой дом...

- Замечательно, - торопливо закивал Маклайен, - мы скупим и тот дом, и другой, а через неделю и всю Большую Покровку!

- Но они же не люди! - завопил Бобрик, задыхаясь от отвращения.

- А что, те кто живет в этом доме - люди? Беспомощные, орущие на каждом перекрестке - дай, дай, ничего не могущие изменить в этом мире, нищета, грязь этой земли! Если ты себя прокормить не можешь, если ты в своей жизни ничего не способен изменить, так как ты можешь хотя бы на немножко изменить этот мир в лучшую сторону? Такие люди нужны этому миру?

Зубастик угрожающе хрюкнул, сделал шаг вперед - настил под ним затрещал...

- Папа! Ты подумай о том, что рано или поздно ты сам к ним попадешь в зубы!

- Сынок! Тебе придется сделать твой чойс! Или с нами, или... мне, конечно, тебя будет не хватать, но ничто не должно мешать бизнесу.

- Я ненавижу тебя! - Бобрик вскочил, зубастик нахохлился, шерсть на его круглом жирном затылке угрожающе приподнялась. Он шагнул, и вдруг настил под ним хряснул, из-под ног забил фонтан пыли и он исчез в нем, полетев вниз, в квартиру бедной Гиты!

Бобрик рванул чердачную дверь на себя и прыгнул на подъездную площадку, кишащую тварями. Под ногами мягко затрещали хлипкие косточки пришельцев. Фьють! фьють! - засвистали вокруг иголки, но он уже был на третьем этаже и попал прямо в объятия странной парочки - перевязанного бинтами однорукого мужика и громадного попугая с авиационным пулеметом.

Птица передернула затвор, но Джон остановил:

- Ты, что, чучело, не видишь, кто перед тобой?

Бобрик хотел что-то ответить, но горло его почему одеревенело, он полез рукой за воротник и нащупал иголку, торчащую в его шее.

- Меня убили! - выдохнул он и упал без чувств. Последнее, что он заметил перед тем, как потерять сознание, что глаза мужика округлились и его единственная рука полезла к поясу, на котором болтались металлические кругляшки противопехотных гранат.

Он уже не видел, как лавиной скатывались по лестнице огромные жирные шары, как задергался в крыльях попугая пулемет, выбрасывая расплавленный свинец, как они ввалились в чью-то квартиру и Джон, метнув на прощанье парочку Ф1, захлопнул за собой обшарпанную дверь.

Он очнулся в полной тишине. Рядом сидел усталый попугай, перепачканный оружейной смазкой, и чистил пулемет.

- В мои двести лет бегать с двадцатикилограммовой железякой по заброшенному дому! - сокрушался он. - Воистину, когда Господь к кому-то стоит лицом, к кому-то он стоит задом. Смотрю я на свою жизнь, смотрю и думаю - хотя бы раз увидеть его лицо!

- Не кощунствуй, - скромно заметил Бобрик. - Господь все видит и всем воздаст по заслугам!

Попугай глянул на него, подлетел вверх от ужаса и заорал:

- Джон, оно очнулось!

Подошел однорукий:

- Ты что, людей от пришельцев отличить не можешь, паникер чертов! - и склонился над Бобриком.

- Ю о кей?

- Иц файн, - приподнялся тот.

- А я его узнал, - зловеще прошептала птица, вся дрожа. - Это сын Маклайена. Они сегодня вечером с папашей расклеивали такие картинки, что назавтра отсюда бы выехала половина жильцов! Сдается мне, что это они этих тварей сюда подбросили.

- Это правда? - нахмурился Джон.

- Нет, нет! - заговорил Бобрик и голос его срывался от страха. - Клянусь, мы сами ничего не знали. Отец говорил только о картинках...

- Успокойся, мы тебе верим, сынок! Тем более, что ты приходишься Маклаейну всего лишь троюродным племянником, и я прекрасно знал твоих родителей. Особенно твою маму. В ту ночь, когда они выезжали в Прибалтику, мы были с ней вдвоем. Я умолял ее остаться со мной, но она твердила, что я беден, что никогда не смогу ей дать того, что она заслуживает, что она так мечтает попасть в дом отдыха на Горьковском море, а со мной нет никаких шансов исполнить ее мечту...

- Джон, это уже другая история, - мягко заметил попугай, касаясь его плеча крылом.

- Как я ее любил! Как она любила меня! Перед разлукой я подарил ей лыжную шапочку, чтоб по дороге у нее уши не замерзли.

- Вот эту? - встрепенулся Бобрик и достал из кармана целлофановый сверток. Быстро развернул его и показал рваную черную шерстяную тряпицу, все еще пахнущую гарью.

- Откуда она у тебя, - побледнел Джон Геннадьевич и схватил ее. - Да, это она! Двадцать лет прошло, а помню как сейчас, что отдал за нее на Канавинской барахолке десять рублей, все, что у меня тогда оставалось!

- Перед тем, как скончаться в ожоговом центре на Верхне-Волжской набережной, дом 2 дробь 4, она передала шапочку мне и сказала, что ее подарил мой отец, настоящий отец. И еще она сказала...

- Что, что она сказала? - по обветренным щекам Джона градом катились скупые мужские слезы.

- Еще она сказала, что в минуту настоящей опасности он придет к тебе на помощь.

- Значит, тогда она все-таки не сделала аборта! - вскричал Джон, и, не в силах более сдерживаться, бросился в объятия Бобрика. - Сынок!

- Папа!

- Сынок!

- Папа!

Они уселись рядом и заговорили - а помнишь, а ты, помнишь!..

Впрочем, через минуту выяснилось, что отцу с сыном и вспомнить нечего, поскольку вместе они не жили.

Тут дверь отворилась и в комнату вошел Дон, таща за руку прелестную малышку в ночной рубашке.

- Папа?

- Сынок? Факингейм! Ты куда пропал? Мы уж думали, что зубастики покончили с тобой!

- Зубастики? Что вообще происходит? Мы с Нэнси взяли по кислоте, оторвались... Как обломились, слышим, война идет, стрельба... мы думали, что мой отец перебрал "сормовской", вспомнил Афган, решил поразвлечься...

Тут заговорили все разом - Бобрик, попугай и Джон, и быстро пересказали молодым предыдущие страницы.

- Ху из Нэнси? - вдруг подозрительно спросил Джон Геннадьевич, критически оглядев малышку.

- Знакомься, па - это Нэнси, Нэнси - это па. Она кинула мне на пейджер, что пришла к подруге в наш дом, вот я к ним спустился... Извини, что не предупредил тебя, заставил поволноваться...

- Ладно, потом поговорим об этом. Теперь знакомься ты. Бобрик - это Дон, Дон - это Бобрик. Вы оба мои дети.

Дон пренебрежительно оглядел Бобрика, который в этот момент, с алыми от волнения ушами смотрел на Нэнси.

- Мы что, с этим чистюлей, братья?

- Йес! - подтвердил Джон. - Самые что ни на есть братья, и теперь, когда мы вместе, мы одна команда, и должны действовать сообща.

- Это с ним действовать! - засмеялся Дон. - Да он в руках даже рогатки никогда не держал!

Бобрик потупился.

- Что, правда? - брезгливо спросил Джон.

- Да, - кивнул тот. - Не держал. Правда у меня первое место в области по стрельбе с танкового пулемета...

- Где ж мы его тебе возьмем, - пренебрежительно отмахнулся Джон. - Ладно, теперь ты в надежных руках и твоим воспитанием займусь я. Сейчас надо подумать, как нам пробраться в подвал к небольшому чемоданчику, который семнадцать лет назад мне удалось вывезти с Афгана. Там есть такие штучки, которые, я уверен, не понравятся нашим друзьям-зубастикам.

Дон тайком и больно саданул Бобрика под бок.

- Что вылупился на мою девочку, нравится? Хочешь, подарю?

Бобрик стеснительно кивнул.

- Да!

- Лох ты ливерный, что ты с ней будешь делать! Ты вообще когда-нибудь с девчонками отрывался?

- Нет, - вконец смущенный, ответил Маклайен-младший.

- Ладно, ты мне нравишься! Если срубишь бабки со своего богатенького отчима, свожу я тебя на пару тусовок, только отцу ни слова, промис?

- Промис! А почему?

- Да этот старый козел может с нами увязаться. Девчонки его слабость, и я не удивлюсь, если завтра у меня окажется столько братьев, сколько штыков в пехотном полку.

- О чем это вы? - спросил Джон, помогая попугаю собрать затвор пулемета.

- Так, о своем, о женском, - ответил беспечно Дон. - Так как мы проберемся в этот подвал? Что-то мне тоже захотелось вволю пострелять! Да, кстати, отец, ты не брал хрустальную висюльку, которую подарил мне в лесу один забавный старикан? Он еще сказал, что в минуту опасности она должна светиться красным.

- Да, я случайно нашел ее в коридоре и быть может она завалялась где-то, - и он полез во все свои карманы.

- Случайно, - хмыкнул Дон и шепнул Бобрику. - Ты все самое ценное прячь от него, а лучше мне давай на хранение.

- Вот она! - Джон протянул ладонь, на которой лежал кусочек драгоценного хрусталя. Нестерпимо-алый цвет шел от него с такой силой, что вся комната озарилась багровым светом. И все с безотчетным ужасом, как зачарованные, долго смотрели на волшебное пламя.

- Хватит расслабляться, - сурово сказал попугай и лязгнул прикладом пулемета. - У нас нет времени. К утру эти твари, пережрав всех жильцов, станут громадными пузырями и в их чреве погибнет весь Нижний. Слышите?

Входная дверь уже трещала под напором пришельцев, крючок из медной проволоки вот-вот готов был разогнуться...

- С пожарной стены дома идет вниз лестница, под ней подвальное окно, - сказал Дон.

- А ты откуда знаешь? - спросил удивленно Джон Геннадьевич.

- Еще в первом классе, когда ты запирал меня в квартире, уходя на работу, я спускался туда покурить с пацанами...

- Я не знал об этом, - нахмурился отец.

- Сейчас нет времени на разборки, - прервал их попугай. - Дальше что?

- Мы с Бобриком прикрываем отход, а вы спускаетесь и тащите наверх свое железо.

- Нет, - отрезал Джон, - в подвал пойдете вы! Ты что, сынок, не видишь, что я потерял руку и нога у меня перебита в нескольких местах.

- Да!? - удивился Дон и внимательней глянул на папашу. - Не врешь... Хорошо, говори, где закопал свой сундук?

- Пятый подвальный сарайчик в третьем ряду направо. Шифр кодового замка 985623560938. Затем надо обезвредить мину-ловушку, я уже и сам не помню, что я с ней намудрил... в углу на пятиметровой глубине сейф. Шифр - название какой-то страны в Южной Америке, добавочная буква - третий знак в имени семнадцатого президента США.

- Понятно, - кивнул внимательно слушавший Бобрик, - и что там увидим?

- КИС-813. Экспериментальная взрывчатка. На пешкеках в Афгане пробовали.

- Но там такой народности нет, - сказал начитанный Бобрик.

- Да, теперь нет.

В дверь лупили так, что куски косячной штукатурки летели по коридору.

- Гоу, гоу, гоу! - закричал попугай и подхватил пулемет.

- Ты все запомнил? - спросил Дон нового братца, когда они высаживали раму и перебирались на скользкие от дождя лестничные прутья. - А то у меня с учебой не очень ладится...

- Кажется, все, - не очень уверенно ответил тот. Не уверенно потому, что он никогда не был в Южной Америке и поэтому не знал имени ее семнадцатого президента.

- Не нравится мне твое кажется, - взглянул на него внимательно Дон, но тут они услышали, как выбитая дверь грохнулась и зловещий топот наполнил квартиру, из которой они только что выбрались. - Быстрее! Отцу с одной рукой долго не продержаться, а в этого лысого дурака я не очень верю.

- А вот за лысого ты мне ответишь! - крикнул сверху раздраженный голос попугая.

- Как ты можешь не доверять людям, - упрекнул Бобрик. Грязь с башмаков Дона сыпалась ему на голову, но он терпел, сосредотачиваясь на спуске. Ему было страшно и у него отчаянно кружилась голова.

- Ты, главное, вниз не смотри! - посоветовал Дон и случайно наступил на пальцы Бобрика. Тот вскрикнул и повис на одной руке, болтаясь как сосиска на магазинной вывеске. Машинально посмотрел вниз - лилипутами ходили люди, игрушечными смотрелись палатки торговцев, далекие, сияли огни прекрасной ночной улицы... "Хорошо еще, что движение по Покровке запрещено, а то упал бы и под машину..."

- Ты чего сочиняешь! - засмеялся Дон. - Мы спускаемся с второго этажа. А людям я не доверяю еще с подготовительной группы детского сада, когда из моего шкафчика внаглую сперли любимые сандалии.

- Ты у меня на пальцах стоишь, - скромно напомнил Бобрик, у которого сразу перестала кружиться голова.

- Извини!

Над ними забился в истерике тяжелый пулемет и по всему кварталу стало эхом раздаваться - така-та, така-та, та, та... Впечатление было такое, что на город обрушился гигантский отбойный молоток и заработал в чьих-то довольно умелых руках.

- Пошли работать! - восторженно закричал Дон. - А ну, задайте жару этим гавнюкам!

- А ты - лысый дурак, лысый дурак, - передразнил Бобрик. - Этот лысый дурак работает как профи.

Они отступали шаг за шагом - однорукий солдат и старый попугай, уворачиваясь от ядовитых стрел. Дырявые шары зубастиков устилали их путь. В узких коридорах коммуналок стомиллиметровые пули АКСа с чудовищным воем рикошетили от стен и мешали зеленую кровь пришельцев с кирпично-известковым крошевом.

- Не щелкай клювом, не щелкай, - кричал совершенно оглохший Джон Генннадьевич, подавая в замок пулеметную ленту.

- Карамба! - орал попугай, чье правое крыло взмокло от постоянного надавливания на спусковой крючок. - За Родину, за Сталина! Аллах Акбар! Да здравствует Франция!

Джон метнул парочку гранат и они нырнули в последнюю комнату, из которой окно как раз вело на пожарную лестницу. Пламя от взрыва жарко дохнуло на них и после этого наступило некоторое затишье.

- Как думаешь, надолго ребятки притихли?

- Не нравится мне это затишье, - задумчиво проговорил попугай. - Сдается мне, что они фокус какой-то готовят.

- Нам время протянуть надо, чтоб пацаны до сюрприза добрались.

- А доберутся?

- Должны. А что, прикажешь мне в сорок лет платить холостяцкий налог?

- Налоги - это всегда плохо, - подтвердил попугай. - Не заплатишь - не уснешь, заплатишь - спать не на чем будет.

В коридоре раздалось зловещее хихиканье, тяжелый топоток...

- Выглянь, - попросил Джон Геннадьевич, - а то мне свою башку под их пошлые иглы подставлять не хочется.

- Думаешь, мне свою хочется, - проворчал попугай, но не посмел ослушаться. - Эх-ма! - воскликнул он, - там какой-то окровавленный тип ползет к нам. Прикроем?

Джон подумал и тоже выглянул. По отбитым кускам кирпичных стен, припорошенных грязной штукатуркой, полз человек в новехоньком костюме-тройке от "Версачи". Полз быстро, закатав брючины выше колен, чтоб не испачкаться. За ним, медленно переваливаясь, шел зубастик, плотоядно поводя челюстями.

- Откуда у нас новые русские? Может, Люська с пятого этажа подхватила вчера в кабаке?

Он полез за гранатами, но попугай укоризненно щелкнул клювом.

- Это ты так прикрывать собрался, мне что потом спасенного по частям в комнату таскать?

- Сори, - опомнился солдат и с револьвером подполз к порогу. - Мужик! - крикнул он, - приляг! Я стрельну, а ты бегом к нам!

- Хелп ми, хелп ми! - запричитал тот по-бабьи и еще быстрее засеменил на коленях.

- Да хелпану я тебя, хелпану, только задницу свою убери!

- Не могу, - прошептал тот, задыхаясь от непривычного способа передвижения. - Я такие бабки за этот костюм выложил...

- Если ты этого не сделаешь, то бабки, и большие, понадобятся жене на твои похороны, ведь таких как ты за 800 рублей не хоронят.

- О, ноу, - заплакал господинчик, но все ж умудрился так выгнуться в пояснице, что теперь весь зубастик оказался у Джона как на ладони. И первая же пуля выбила половину его роскошных зубов! Пришелец шлепнулся на задницу и обвел коридор налитыми кровью глазами.

- Погоди секунду, - прошептал Джон, задерживая дыхание, - теперь я сделаю так, что тебе больше не понадобиться обращаться за помощью к стоматологу.

И вторым выстрелом выбил у него мозги или то, что у них было вместо мозгов.

Спасенный вскочил и мигом оказался среди осажденных.

- Ху а ю? - спросил, отдуваясь солдат. - Не от Люськи ползешь?

- Кто есть Люська? - переспросил богатенький, но потом вспомнил, что он русский, заговорил нормально: - От какой Люськи? Зашел я случайно в ваш дом, тут какие-то меховые шапки на меня наехали, швейные иголки стали кидать... утомили.

Он отдышался и хитрыми бегающими глазками оглядел обстановку.

- Вас всего двое?

- Да.

- А шуму, как будто батальон спецназа оборону держит.

- Ладно вам, - скромно потупился Джон Геннадьевич, а попугай от смущения повел клювом в сторону.

- А патронов сколько у вас осталось?

- Две ленты по сто штук.

- А гранат?

- Пяток еще наберем.

- И все?

- Все? Зубами потом драться будем.

- Зубами с зубастиками?

- Ничего, скоро пацаны подойдут и такой сюрприз поднесут этим мохнатым скалозубам, что их потом будут год отдирать от стен.

- А что за пацаны?

- Детишки мои. Я в одном месте чемоданчик закопал, даже не думал, что пригодится.

- Впрочем, меня это мало интересует. Вы меня случайно не узнали?

- Такие гуси, как ты, стаями по Покровке ходят.

- Джон, отойдем, поговорить надо, - шепнула птица на ухо солдату. Они перебрались в самый темный угол комнаты к громадному сундуку, в котором хранилась картошка.

- Что-то мне не нравятся его вопросы, - подозрительно прошептал попугай. - Он вынюхивает как крыса, которая задумала стащить мешок с сахаром.

- Ты мне надоел со своей паранойей! К тому же крысе никогда не поднять мешок с сахаром.

- Признаюсь, с мешком я несколько перегнул, но вот...

- Заткнись, парня пристроить к делу надо...

- Не надо меня никуда пристраивать! - вдруг рявкнул над ними веселый насмешливый голос. - Это я вас сейчас пристрою!

Друзья медленно оглянулись. Прямо им в глаза смотрел черной бездонной дыркой ствол оставленного попугаем пулемета.

- Я - Маклайен, будущий владелец всей Покровки, а может и всего города! Поняли, лохи вы ливерные! Ваша жалость вам дорого обойдется!

И он мерзко, не по-человечески захихикал. Джон привстал, издалека послышался тяжелый топот.

- Сидеть, - и предатель передернул затвор. - Иначе вас придется от стен отскребывать, а у меня на это нет времени, - и он захохотал, скаля зубы, почти как зубастик.

Тут ввалились чудовищные шары, от которых несло то ли псиной, то ли медвежатиной. Они разместились вдоль стен, и тогда затрещали половые доски и в комнату вошла, снеся половину косяка, громадная тварь, самая большая, которую они видели в эту кошмарную ночь.

- Где твои пацаны? - проскрипела она, и шерсть на ее затылке стала угрожающе дыбиться.

Пацаны в тот момент склонились над узким подвальным оконцем, из которого несло гнилью и смрадом.

- Может, лучше на дискотеку свалим, или к пацанам на видюшник зайдем, чем лезть в эту помойную яму? - вдруг предложил Дон. - А пахан там как-нибудь справится... Мы не обязаны его работу делать.

- Нет, Дон, теперь это наше дело. Я только что нашел своего отца и не хочу подставлять его, - решительно сказал Бобрик. - Хочешь, вали, сам справлюсь...

- Ладно тебе. Крутой, как вареное яйцо. Пошутил я...

И один за другим они нырнули в подвальный мрак.

Узкий луч фонаря выхватил длинные ряды дощатых сараев, неровный земляной пол в лужах сточной воды и мутно-зеленые покрывала плесени на сырых каменных стенах.

- Никого, - шепнул Бобрик и вдруг споткнулся о чьи-то ноги, лежащие поперек прохода, и упал.

Дон отшвырнул ноги в угол и сказал брезгливо:

- Я же говорил отцу, что в подвале кричит наш начальник жэка! А он - показалось, показалось...

- Как ты его узнал? - простонал Бобрик, которого вывернуло наизнанку.

- По ботинкам. Несколько раз я от него, сволочуги, под зад получал, когда лампочки в подъезде вывертывал. Пошли, неженка!

Они двинулись дальше, озираясь по сторонам.

- Как там - пятый в третьем ряду?

- Да, или третий в пятом, не важно, главное найти...

Но проход все вел и вел, кружа и запутывая, и все так же мрачно смотрели на них черные от сырости доски сараев, и не было никакой возможности разгадать в этом жутком лабиринте, какой по счету они проходят ряд.

- Все, я устал, больше не могу, - шепнул брату Дон и сел, привалившись взмокшей спиной к одной из дверей.

- Я тоже!

Бобрик свалился рядом.

- Фонарь выключи, батареи сожжешь.

- Сожгу, новые купим, - беспечно отмахнулся Бобрик, ковыряя носком ботинка влажную землю.

Вдруг странные щелчки эхом побежали по потолку, засветились нити накаливания висевших повсюду закопченных лампочек и синий мертвящий тусклый свет озарил перепуганные лица ребят. Оглядевшись, они увидели, что сидят в углу огромного теплоканализационного зала. Множество труб, переплетаясь, расходились из его центра в стороны.

- А теперь туда посмотри, - дрожа, подтолкнул брата Дон.

В самом центре сплетения восседал черный живой шевелящийся шар, раздавшийся настолько, что верхушка его упиралась в высокий сводчатый потолок. Под его шерстью волнами перекатывались могучие мышцы. Изредка приоткрывался один его глаз и тогда смельчаков ослеплял красный прожекторный свет.

- Ну и образина! - тихонько воскликнул Дон, забиваясь под горячую трубу отопления.

- Фиг с ним, ты лучше посмотри, что они успели понастроить! - и Бобрик указал мелькающую под зубастиком серую конвейерную ленту, на которую с шипением и паром через равные промежутки времени выбрасывались серо-зеленые яйца!

- С этим как раз все понятно, "Чужих", что-ли, не видел? Матка это и яйца прямиком подаются наверх, там, где для них больше всего пищи.

- А-а, - разочаровано протянул Бобрик, - а я думал, что-то новенькое! Что будем делать?

- Убираться! Заметят - хана! Одни сопли от нас останутся!

- У меня нет насморка, - сухо отозвался Бобрик и вдруг сарайная доска, на которую он опирался, влажно треснула под ним и он полетел куда-то вниз, растопырив руки и отчаянно визжа.

Дон из своего укрытия видел, как откуда-то понакатили зубастики и гурьбой подошли к пролому в сарае. Заглянули вниз, похихикали и разошлись. Трепеща, Дон выбрался и подполз к сараю. Сдвинув обломки досок, он посмотрел, но ничего кроме чернильной темноты не увидел. В нос шибало резким кислокапустным запахом, который напомнил Дону нечто до боли родное...

- Братан, ты в порядке? - крикнул он приглушенно.

- Да, да, да-а-а, - далекое эхо отозвалось ему. - А ты, ты, ты-ы-ы?

- И я в порядке!

Вдруг Дона так осенило, что он чуть было не заорал на весь подвал. Он узнал этот запах! Так всегда пахло от отца, когда он с друзьями спускался в подвал гнать самогонку! Он же закусывал этой капустой!

- Бобрик, ты правильно упал, малыш! Мы нашли наш сарай!

- Я рад, рад-ад, ад, ад..!

- Крепись, брат, - зашептал Дон, вытягивая из кармана прочную, веревочную лестницу. Укрепил ее надежно между двумя гнилыми бревнами и полез вниз, держа в зубах мощный армейский фонарик, который он, между прочим, выудил все из того же кармана.

Добрых полчаса он спускался по лестнице, синий прямоугольник подвального света над ним уменьшался и уменьшался, пока не превратился в крохотную, едва заметную точку.

- Фак май фаве! - выругался Дон. - Пять метров! У него всегда было плохо с глазомером...

- Не ругайся, - раздался рядом приглушенный голос Бобрика. - Мы на месте.

- Ты в порядке? - спросил Дон, спрыгивая на комья раскисшей глины.

- Нормально, только ногу немного сломал - в трех местах с повреждением тазобедренного сустава.

- Ничего, до свадьбы доживет, - подбодрил братца Дон. - У меня приятель был в первом классе. Такой же перелом, подлечился, ездит довольный в своей инвалидной коляске, еду ему подают, игрушками балуют... Кстати, отец говорил что-то о минной ловушке...

Глаза Дона еще не привыкли к темноте, батареи фонаря погасли, еще когда он спускался, сделал шаг, другой... и огромное оранжевое пламя рвануло из-под его ног. Страшенный грохот разорвал им барабанные перепонки, стены колодца качнуло, гнилые бревна сарая вывернуло словно спички и они посыпались на дно шахты...

Казалось, прошла вечность, прежде чем сыновья Джона Геннадьевича пришли в себя.

- Ю о кей? - прокричал Бобрик, выбираясь из-под какого-то металлического шкафа.

- Иц файн, - качая разбитой головой, ответил Дон. - Кажется, у меня тоже тазобедренный сустав накрылся и теперь я левую ногу могу свободно закинуть себе на плечо.

- Выберемся из этой заварушки, подлечат, - успокоил Бобрик, - помнишь, ты что-то говорил насчет своего приятеля в инвалидной коляске?

- Помню, - прокряхтел Дон, с усилием поднимаясь. - Я надеюсь, осталось самое легкое - узнать насчет двадцатого президента Аляски.

- У нас осталось пятнадцать секунд на это.

- Почему?

- Бревна сверху. Они летят сюда. Через десять, максимум пятнадцать секунд они вобьют нас в эту глину так же легко, как молоток сапожника вбивает мелкие гвозди в подметку.

Они оба опасливо вздернули в голову. До их слуха донеся явственно нарастающий гул.

- Тогда нечего стоять, раззявив рот. За дело! - приказал Дон, засучивая рукава. - Где этот паршивый сейф?

Они с трудом перевернули полуторатонный шкаф, отделанный листами легированной стали. Смели землю с поворотной ручки с прорезями для букв.

- Но я ничего не вижу! - шепнул Бобрик.

- Минутку! - Запасливый Дон вынул из кармана свечу, охотничьи спички и соорудил огонек. - Набирай.

- Джексон.

- Что Джексон?

- А что набирай?

- Ты же сказал, что знаешь имя первого президента Америки!

- Линкольн. Авраам Линкольн.

- Так набирай!

- Нам же надо шестнадцатого президента!

- Какая разница, набирай скорее!

Грохот сверху увеличился, уже было слышно, как отдельные бревна, сталкиваясь друг с другой, разлетаются в щепки...

- Лэ... и... кэ..., - пальцы Бобрика дрожали и он с трудом вращал тяжелую неподатливую ручку.

- Камон, камон, - лихорадочно шептал Дон, склонившись рядом и прикрывая обеими руками слабый огонек свечи на тот случай, если все-таки бревна упадут раньше, чем они рассчитали.

- Готово. Теперь добавочная буква.

- А шифр, дурак, шифр! Нам говорили о каком-то шифре!

- Я уже думал над этим, сюда можно ввести только буквы, батя напутал...

- Козел старый, самогонкой все мозги себе залил... Буква А!

Бобрик щелкнул.

- Нет такой буквы!

- Б!

Щелчок.

- Нет такой буквы! Две секунды, у нас две секунды!

- Что, что помнил отец, даже когда бывал сильно пьян? - В волнении забегал по дну шахты Дон. - Что же он говорил, сидя в заблеванном углу?

- Есть! Ура!

- Е... у-уу... - нет, нет таких букв.

- Да не у-уу, дурак, а ы-ы-ы! Букву ы-ы-ы он говорил!

Первыми посыпались на них мелкие комья земля и один из них вдребезги разнес стеариновую головку свечи! Но Бобрик ввел "Ы", в сейфе колокольчиками заиграла мелодия "а нам все равно...", отброшенная пружиной отлетела литая дверца шкафа, братья мгновенно распихали по карманам свинцовые ампулы с ядовито-желтыми наклейками с оттиснутыми на них черепами и надписью „КИС-813“ - средство против насекомых в условиях локальной бактериологической войны. Разработано под руководством академика сельского хозяйства А. Сахарова. Арзамас-16. Контактный телефон 5-13-69, для оптовиков 5-16-69".

Вовремя! Они еще успели саперными лопатками, случайно валявшимися в углу, выкопать боковую нишу, как началось: сотни тонн гнилой древесины с ускорением в 14 g обрушились на крохотный пятачок размером два метра на два! Полуторатонный шкаф из легированной стали расплющило как пустую консервную банку...

- Где твои пацаны? - с тем же скрипом повторил Маклайен и устало хлестнул Джон Геннадьевича по окровавленной рубахе.

- Не знаю, - прохрипел солдат и сплюнул на начищенный ботинок предателя. Тот в ужасе отскочил, торопливо подобрал тряпку и стал оттирать загаженный носок.

- Нехорошо лгать, - прошепелявил попугай. - Тебя разве этому в школе учили?

- А что, прикажешь пацанов заложить?

- Я просто не могу так долго висеть вниз головой, - сказала страдальчески птица. Она действительно болталась вниз головой, с которой облетел даже пух, с подвязанными ржавой цепью крыльями.

- Ты думаешь, мне это нравится? - Джон тоже висел вниз головой, скованный той же цепью. - А что делать? Кто сказал, что будет легко?

- Никто, - подтвердил попугай, - я еще в яйце сидел, а мамаша стучала по скорлупе клювом и каркала, старая ведьма: кто спешит окунуться в земную печаль, выходи!

- А я не помню свою мамашу, - печально признался Джон, - все по детдомам, да по приютам мотался. Лишь в шестнадцать лет узнал ее имя, когда паспорт выдавали. Она была актрисой в нашем оперном театре, полюбила заезжего офицера из роты кремлевских курсантов...

Зубастики подошли ближе, главный из них даже перестал сопеть.

- ... они любили друг друга безумно. Каждый день он посылал к ней денщика и тот дарил ей букет скромных полевых цветов. Когда деньги у денщика кончились, он сам, блестящий гвардеец, выпускник саратовского училища внутренних войск, приходил на квартиру, которую она снимала в Дубенках, и целовал ей холеные руки и ноги. Он говорил ей, уедем, у меня есть связи в Большом театре, в театре имени Пушкина, в театре "У Никитских ворот", тебя с твоим талантом ожидает великая всеевропейская слава! Но она говорила ему, нет, у меня на руках больная мама, ее старенькое сердце не переживет разлуки с любимой дочерью. Она открывала кладовку, где на скромной деревянной полке лежала, свернувшись клубочком трогательная старушка - видишь, ну как я брошу ее. Да это же так легко, - отвечал офицер, снимал полку и вместе с мамой выбрасывал из окна. - Но я же так не могу, - отвечала она и просила вернуть маму на место.

Зубастики заполонили всю комнату, наваливались друг на друга, боясь пропустить хоть слово; те кто стоял ближе, плакали и печально шуршали иголками.

- Ничего, что я так подробно? - спросил затуманенный Джон Геннадьевич.

- Продолжай, я тебя умоляю, - воскликнул пернатый друг. Пользуясь тем, что на него никто не смотрит, он потихоньку распутывал цепь, колечко за колечком.

- Продолжение будет недолгим, - сказал Джон и горестно вздохнул. Вся комната наполнилась душераздирающими вздохами, кашлем и сморканием. - Отпуск у него закончился, ему пришлось вернуться на службу. Когда умерла ее мама, моя бабушка, она поехала в Москву, со скромным синим платочком она стояла у Боровицкой башни, вглядываясь в лица всех проходивших и проезжавших мимо нее офицеров. Но они так и не встретились. Шли годы, она стояла у тех же ворот, с застиранным синим платочком, и однажды ей предложили пройти в одно место. Она прошла, вернулась с трешкой и стаканом портвейна. Потом ей предложили другие, затем третьи, и пошло-поехало... потом родился я. Но это будет другая история.

- Хватит нам сказочки рассказывать, - раздраженно крикнул Маклайен и хлестнул солдата еще раз. Зубастики укоризненно посмотрели на него и стали потихоньку расходиться. - Говори, где пацаны?

- Да что ты все заладил, где, где... Будут скоро.

- Хорошо, мы ждем еще пять минут. Если они не придут... - тут в кармане Маклайена запищал сотовый телефон. Он вынул аппарат.

- Да, слушаю. О, хорошая новость. Могу и с вами поделится, - обратился он к друзьям. - Снизу доложили, что один мальчишка сорвался в канализационный колодец. С высоты сто пятьдесят футов!

- Нет! Нет! - закричали попугай и Джон.

- Да, да! Разбился мальчик бедненький, мешочек с косточками сейчас лежит на дне того колодца!

- Ты ответишь за это! - с ненавистью прошептал солдат, не сводя с Маклайена горящего взора.

- За что, за колодец? Так я его не копал! Все претензии к строителям, которые не выставили ограждение, - расхохотался довольный гад.

- Строители тоже, но ты - первый, за то, что смеялся!

Маклайен деловито обмотал вокруг обнаженного торса Джона медные провода и концы их подтащил к розетке; затем быстро зацементировал под ним пол, обложил рядом кирпичей и в получившийся бассейн выплеснул несколько ведер азотной кислоты... потом соорудил на голове солдата шлем из динамитный патронов, подключил взрыватель и установил его на пять минут. Из коробочки взрывателя раздался мелодичный женский голосок:

- Атеншон! Вам осталось пять минут, чтобы покинуть помещение, иначе взрыв разнесет все в окружности десяти метров! Атеншон! Вам осталось четыре минуты пятьдесят девять секунд, чтобы покинуть помещение...

- Глупая баба, как я могу покинуть свою голову, - проворчал несгибаемый солдат, раскачиваясь вверх ногами.

- Сам ты глупая баба! Тебе осталось три минуты сорок девять секунд, чтобы покинуть...

Новоявленный палач тем временем раскладывал перед ним на куске алого бархата страшные хирургические инструменты - щипцы, скальпели со всевозможно изогнутыми лезвиями, иглы...

- Тебе будет больно, Джон, - приговаривал он. - К тебе придет такая боль, о которой ты никогда не слышал! Она проникнет в каждую клеточку твоего тела, ты будешь думать только о ней, она станет твоей близкой подругой на многие часы твоей жизни...

- Да какие часы!? - заорал перепуганный Джон Геннадьевич. - Через три минуты моя голова разлетится на куски и ты никогда не узнаешь о судьбе своего сына!

- Что? Что ты сказал о моем сыне?! - подпрыгнул, как ужаленный Маклайен, случайно наступил на иглу из своего джентльменского набора и подпрыгнул еще выше.

- Сам ты глупая баба, - медленно чеканил взрыватель. - Тебе осталась одна минута пять секунд, чтобы покинуть помещение.

- Да заткнись ты, дура! - заорал предатель и придвинулся к солдату. - Что ты знаешь о моем сыне, где он?

- Сам заткнись! - отозвался женский голос. - Вам всем осталось двадцать секунд, чтобы покинуть помещение... десять, четыре...

- О, срань Господня! - возопил Маклайен. - Да она еще и считать правильно не умеет!

- Перекуси провода, вон тот синенький, - попросил солдат, уже ни на что не надеясь.

- Зеленый, перекусывать надо зеленый, - подскочил к нему с кусачками Маклайен.

- Хоть что перекуси, лишь бы она заткнулась!

- Одна секунда... ноль целых девятьсот девяносто девять тысячных секунды!

Маклайен, перематерившись, сорвал с головы истязуемого весь динамит, оборвал все провода, но неумолимый голосок продолжал твердить:

- ... ноль целых восемьсот шестьдесят две тысячных секунды! Атеншон...

- Фак, фак и фак! - он сунул коробочку в карман. - Посчитай в темноте моего кармана, может надоест.

И успокоено повернулся к Джону Геннадьевичу:

- Говори!

- Мне трудно говорить вверх ногами.

- А кто сказал, что будет легко?

- В принципе, да, - подумав, согласился тот. - Ваш сын жив, более того, теперь он не ваш сын.

- А чей же? - иронично спросил Маклайен. - Твой?

- Да. И тебе придется примириться с этим.

- Фигу! - и богач действительно сунул под нос Джону искусно сложенную фигу. - Я его воспитывал с малых лет, я ему прививал ненависть к бедным и любовь к богатым, подлость и лицемерие, и ты думаешь, что он согласился работать на вас? Нет! Просто он попал в трудное положение и в любой удобный момент он предаст вас, как предал я.

- Плохо ты знаешь людей, - улыбнулся Джон. - В этом твоя главная ошибка.

- Твои пять минут кончились, солдат, - проскрипел главарь пришельцев, о котором они в перепалке совсем забыли. - Где твои пацаны, что за сюрприз они нам готовят?

И зубастик помельче торопливо сунул провода в розетку.

- Как ее применить, эту "киску"? - озабоченно вертели братья и так и сяк свинцовые ампулы с "КИС-813". Они только что с трудом выбрались из шахты, наполовину заваленной обломками подвальных сараев и лежали теперь под самым конвейером, который исправно подавал наверх все новые и новые яйца с зубастиками.

- Может там газ? Открутим колпачок и деру, - предложил Дон.

- До улицы добежать не успеешь - резонно возразил Бобрик. - Вот если бы скафандры достать, то мы были бы в безопасности.

- Ну, если бы у моей бабушки были бы усы и борода...

- То она была бы дедушкой, - уныло закончил Бобрик.

От гигантского медвежьего шара, возвышающего рядом с ними, несло такой сильной вонью, что их обоих мутило.

- Они, наверное, никогда в ванной не моются, - сплюнул с отвращением Бобрик, который дышал через носовой платок.

- А что такое ванная? - поинтересовался Дон, перебирая родовые запасы, которые он успел прихватить из тайника на дне шахты: немецкий "шмайсер" с двумя полными рожками, десяток румынских гранат с длинными деревянными ручками, маузер и к нему забитая патронами брезентовая рукавица, штык-ножи, еще кое-что по мелочи...

Братец принял его вопрос за шутку и не ответил.

"Должно же быть какое-то решение. Если в ампулах газ, то его немного, даже если вскроешь, нужно подходить к каждому зубастику и заставлять его дышать этой отравой, что нереально... если яд, то нужно подсыпать в пищу, но у них нет общей столовой, где бы можно было их накормить всех разом... вот эта задачка!" - мучительно размышлял Бобрик.

- А тебе отец никогда не рассказывал, почему вымерли пишкеки в Афганистане?

- Шутил всегда: есть им было нечего, вот с голоду и вымерли, - ответил Дон, пытаясь отвинтить колпачок с ампулы.

- Нечего... нечего.... С голоду.... - размышлял Бобрик. "Думай, пацан, думай... конвейер движется беспрерывно...".

- Нашел! - заорал он так, что резиновая лента перестала двигаться, зубастище открыл глаз и ослепительно красный луч заскользил по всему залу.

- Тише! - еще громче заорал перепуганный Дон и подскочил на месте.

- Ты неправильно понял батю, он говорил не нечего, а нечем. Открывай немедленно ампулу.

- Вдруг шарахнет?

- У нас нет чойса, Дон, - горько усмехнулся Бобрик. - Я уже полчаса слышу страшный крик, который доносится сверху. И я догадываюсь даже, кто кричит.

Дон приложил ладонь к уху и ясно различил ужасные вопли вперемежку с непереносимой матерщиной. Он помрачнел.

- Я тоже знаю, кто так может кричать. Я готов.

- Я тоже.

Затаив дыхание, они склонились над ампулой. Крупный пот катился с их лиц, руки дрожали, мысли путались. Вот сейчас вырвется легкий парок и души их взмоют к небу...

Дон вытащил из кармана плоскогубцы и осторожно стал откручивать колпачок. Бобрик молился.

- Есть!

И на подставленный клочок бумаги выкатились крупные разноцветные горошины.

- Оба на! - воскликнули разочарованные смельчаки.

- Оба на! - скрипуче повторили зубастики, стоявшие за их спинами в большом количестве.

- И что мы будем с ними делать? - спросил Дон, перекатывая их лезвием острооточенного австрийского штыка.

- По-моему, - осторожно сказал Бобрик, оглядываясь по сторонам, - мы уже ничего с ними не успеем сделать. А надо бы накормить этих тварей и тогда дело в шляпе.

- Накормить? - переспросил Дон, хитро прищурившись. - А чего ты шепчешь?

- Оглянись, и тоже голос потеряешь.

- Вижу я, вижу, - с расстановкой ответил Дон, - сейчас я им кое-что скажу, а ты прихвати маузер, пару гранат и отползай, отползай в сторону подвального оконца. Помни, что папа у нас один, другого такого не будет. Другой бы столько орать не выдержал.

- Ты уверен?

- Что я, на стрелках не бывал? - криво усмехнулся брательник. - По поняткам не грузил?

- Дон, чтоб ты ни делал, делай хорошо, о’кей?

- Отползай, я сказал.

Бобрик прихватил боезапас и по-пластунски пополз между зубастиками в сторону слабо светящегося подвального оконца.

Дон встал, космические твари угрожающе хрюкнули и плотней обступили его.

- Полегоньку, полегоньку, - сказал он и подбросил на ладони разноцветные шарики. - Я меня к вам есть деловое предложение.

- Что есть деловое? - прошепелявила одна из тварей.

- Я понимаю, ребята, накатили вы издалека, космос, планеты, перелеты, тоска по родине, вы несколько раздражены, но у меня есть кое-что для вас. Как по вашему дурь называется? Ну, травка, кислота, порошок, ну, чем вы там отрываетесь?

Пришельцы взволнованно переглянулись и шерсть на их затылке стала опадать. Выкатился один из них вперед, нагловато прищурил пылающие глазки:

- Дурь, она в любой галактике дурь.

- О’кей! Смотри сюда, - и Дон точно фокусник стал подкидывать цветные горошины так, что в его руках заиграл разноцветный фонтан. - Это, ребята, самая лучшая земная кислота. Одной штуки хватает, чтобы оторваться на пару дней.

- Что просишь? - заскрипело и захихикало вокруг него.

- Пятьдесят баксов за одну. Оптом скидка до тридцати пяти баксов.

- Что есть баксы? - подумав, проскрипел наглец и со лба его, разогретого тяжелыми умственными усилиями, даже отвалилось несколько иголок.

- Ну, ребят вы даете. Не пришельцы, а лохи ливерные! - поразился Дон. - Баксы, они в любой галактике баксы. Зеленые, капуста, доллары, валюта, штатовские бумажки... Даю вам, пацаны совет, пока бесплатный: чем по коммунальным квартирам шарить, рванули бы по обменным пунктам на Покровке, и при деньгах были бы, и где-нибудь в "Пиковой даме" сейчас отрывались, а не в подвале занюханном.

Из мохнатой толпы вдруг выкатился маленький шарик, чуть выше колен новоявленного коммерсанта, и в крохотных лапках его мелькнули зеленые бумажки.

- Эти? - пропищал он.

Дон присел, взял деньги, провел ногтями по шероховатой бумаге.

- Точно, малыш, они самые, - расчувствовался он. - Только мало, понимаешь, мало. Здесь у тебя двадцатка, а надо полтинник, - и он начертил на земле цифру 50. - За одну горошину, о’кей?

- О’кей! - пропищал малыш и так же стремительно укатился.

И спустя полчаса Дон еле успевал откупоривать "киски" и вталкивать в зубастые рты цветные горошины. Доллары он запихивал в грязную наволочку от подушки, которую ему кто-то услужливо, надеясь на скидку, подсунул из зубастиков. Он вспотел, ругался, ему уже успели всучить куклу - между двух десяток пачка аккуратно нарезанных полосок обойной бумаги, - и граммов сто ушло практически задарма. Уже накатывали на него зубастики незнакомой породы, черные, шерсть клоками, и предлагали защиту в обмен на тридцать процентов выручки.

- И товар потеряешь, - гнусаво скрипели они над ухом, - и самого потом мама с папой не найдут...

- Есть у меня крыша, - зло огрызался Дон, торопливо скручивая колпачки с "кисок". - Если надо добазариться, давай завтра на откосе стрелку к двенадцати забьем. Если вы, конечно, пацаны деловые... а то у нас в Нижнем отморозков не любят.

И те как-то сразу сникли, потерялись, отстали...

Бобрик удостоверившись, что у Дона все в порядке, выбрался к оконцу и вылез наружу.

Ночная прохлада вызвала у него приступ головокружения. Он отдышался, мимо шли развеселые компании, направляясь в театры, казино, ночные клубы, просто наслаждаясь прогулкой по любимому городу, совсем не подозревая, что в двух шагах от них идет тяжелый, неравный бой с чудовищной силой, вторгшейся на крохотную, беззащитную прекрасную голубую планету Земля. Бой, как сказал известный поэт, не ради денег, ради жизни на земле... От исхода сражения зависело, попадут ли эти компании туда, куда они беспечно шагали или сгинут в пасти прожорливых тварей.

"Да, я герой, - просто и буднично подумал о себе Бобрик. - Без громких слов, без мыслей о том, что каждую секунду я совершаю подвиг, я делаю тяжелейшую работу, которую впоследствии потомки назовут героизмом".

- Хватит трепаться, - прокаркали над ним, - ты принес то, за чем вас посылали?

На нижних перекладинах пожарной лестницы сидел попугай и курил "беломорину". На шее его болтался все тот же авиационный пулемет.

- Кеша! - едва не прослезился Бобрик, глазам своим не веря. - Как ты выбрался, с тобой все в порядке, а где отец?

- Сам ты Кеша! - обиделся попугай. - Меня вообще-то зовут Анатолием. Мог бы и раньше поинтересоваться. А с отцом все в порядке, не слышишь, как кричит?

Вопли и девятнадцатиэтажный мат Джона Геннадьевича слышны были, наверное, во всех прилегающих к Покровке кварталах.

- Больной человек разве сможет так кричать?

- Нет, не сможет, - счастливо согласился Бобрик. - Дон пустил в дело "КИС-813". Раз отец еще держится, то надо вытаскивать Дона.

- Надо, так надо, - согласился попугай, затушил папиросу о желтую пятку и мигом слетел с лестницы. - Давай-ка, подпортим шкуры этим космическим бобрам!

- Я чего-то не догоняю, браток, - проскрипел Дону прямо в лицо какой-то неточный зубастик. - Колеса твои я заглотил, сижу уже час и ни одного глюка.

- И я, и я! - поддакнули несколько голосов. В толпе зубастиков, окруживших наркоторговца, нездорово захихикали. Сотни глаз стали раскаляться болезненным красным цветом.

- Все будет нормально, пацаны! - кричал Дон, незаметно нащупывая рукой на полу свой "шмайсер". - Кислота проверенная! Без обману.

Он маленькими шажками отступал в сторону оконца, затыкая за пояс ручные гранаты. Надежды на то, чтобы выбраться невредимым, было мало, но Дон помнил, что как-то ему пришлось еще хуже, когда он на школьной дискотеке увел у одного жлоба из параллельного класса девчонку и его пытались гасить сразу десять человек - пиками, нунчаками и кастетами. Тогда пришлось прыгать со второго этажа и месяц не показываться в школе, пока не поутихли страсти.

- Да он нам туфту подсунул! - кричал какой-то мохнатый негодяй и морщил лоб со страшными иголками.

- А за туфту ты мне ответишь! - нагло огрызался Дон, осторожно спуская предохранитель.

И тут к нему протолкался здоровый шар, почти вровень с ним, открыл свою сверкающую акульими зубами пасть и прорычал:

- Тормози, пацан, ребята дело говорят. Ты че за товар нам толкнул? Стой, я сказал!

- А тебе, брат, - шепнул ему Дон, - я персональную дурь могу предложить.

Сорвал чеку и сунул ему в глотку румынскую гранату.

- Хеден Шолдерс. Идеальное средство от перхоти.

Несильно грохнуло, и к потолку взлетело несколько мокрых кусков шерсти... Дон прижал к поясу автомат, нажал на курок и завертелся волчком. Зубастики покатились от него, как бильярдные шары, разбитые умелым игроком. Огромная тварь, сидевшая над конвейером, заволновалась, циклопический глаз ее открылся, заливая подвал ослепительно-алым светом.

И тут рядом с ним встали Бобрик и попугай!

- А ну-ка, Толик, погаси эту лампочку, - спокойно приказал попугаю Бобрик, мигом сориентировавшись в обстановке. - Бронебойными, целься... фояр!!

Анатолий вскинул пулемет и сотни раскаленных маленьких дьяволов длинной чередой потянулись в сторону гигантского зубастика. Алый свет циклопьего глаза погас, длинные очереди прошивали огромную тушу, из дыр хлестали грязно-зеленые струи, и он, точно проколотый футбольный мяч, со свистом и шипением стал худеть, съеживаться...

Зубастики опомнились, перегруппировались, залегли за трубы и ядовитые иголки все чаще и чаще стали проноситься рядом с ними. Попугай с упоением водил направо и налево раскаленным стволом и видно было, что стрелять ему нравилось. Бобрик, тщательно целясь длинным стволом маузера, валил зазевавшихся пришельцев, каждую минуту меняя огневую позицию...

- Дон, братишка, ты где? - закричал он, не надеясь, что в такой свалке его кто-либо услышит.

- Здесь я, братан, прикрой меня! - из синеватой подвальной мглы, озаряемой вспышками выстрелов, вынырнул взлохмаченный Дон. В одной руке он тащил огромную грязную подушку, в которую вцепилось десятка два зубастой мелочи, другой, сжимая румынский тесак, размахивал направо и налево, как Александр Невский в одноименном фильме. За ним, справа и слева неслись, будто летели по воздуху, огромные шары.

- Толя, зайди с фланга и отрежь от Дона толпу этих бродяг! - скомандовал хладнокровно Бобрик.

- Не могу, сам еле отбиваюсь, - прошипел попугай. Едкий пот с лысины заливал ему глаза, да еще ствол перегрелся и пули ложились куда угодно, но только не туда, куда он метил.

- Тогда Дона сожрут! - еще хладнокровней сказал Бобрик, опуская бесполезный маузер. - А потом и нас всех!

И точно! Когда Дону оставалось добежать всего лишь несколько шагов и он уже радостно скалил зубы в улыбке, как мощная игла зубастика, больше похожая на дротик, вонзилась ему в пятку. Он приостановился всего лишь на секунду, но это секунды хватило на то, чтобы здоровенный жлоб прыгнул ему на спину, повалил и, распахнув акулий рот, вонзил свои страшные зубы ему в шею!

- Братан! - отчаянно крикнул Бобрик и обессилено выпустил из рук пистолет. - Нет!!

- Да, да, - прошипело над ухом, и огромная тварь повалила его самого на сырую подвальную землю. Последнее, что увидел он, перед тем, как закрыть глаза, это сверкающие полуторадюймовые клыки, нависшие над ним. Очнулся он буквально через несколько секунд от странной тишины, перемежавшейся какими-то рыданиями и всхлипами.

Бобрик приподнялся и, все еще в шоке, огляделся. Напротив сидел огромный зубастик и огромные зеленые слезы катились из его потухших глаз. Перед ним россыпью лежали его зубы. Пришелец всхлипнул последний раз, посмотрел с нездешней печалью на Бобрика и мертвый повалился на землю.

- - Ну, чего расселся! - окликнул ошеломленного братца Дон. Целый и невредимый, он стоял перед ним, полуголый, перепоясанный пулеметными лентами, закопченный пороховыми газами и улыбался. Все видимое подвальное пространство было застлано бездыханными мохнатыми шарами.

Где-то вдали слышапся нарастающий вой милицейских сирен.

- Но почему? - Бобрик, пошатываясь, встал и, не веря своим глазам, оглянулся.

- КИС, - коротко ответил Дон. - Я понял, что означает эта аббревиатура. Кариес, искусственный, скоротечный. Теперь ты понял, почему в Афганистане вымерли пишпеки?

Братья обнялись и пошли к выходу, ступая по россыпям блестящих зубьев космических неудачников.

Когда они вылезли из подвального оконца, Бобрик сказал:

- Одно мне непонятно.

- Что именно? Я же тебе все объяснил, эти горошины мгновенно вызывают кариес, зубы выпадают, зубастик впадает в шок и умирает.

- Это я понял, я не понял, откуда ты знаешь такое сложное слово, как аббревиатура!

Муки Джона Геннадьевича прекратились так же внезапно, как и начались. Перекаленный нихром в стареньких пробках лопнул и во всем доме погас свет. В темноте пыточной комнаты рдели багровым глаза космических чудовищ.

Маленький палач все еще тыкал бесполезными проводами в голый торс старого солдата и тот продолжал извиваться, но теперь уже от щекотки. Дьяволенок так увлекся, что влез было на цементный бортик бассейна, да поскользнулся и с коротким воплем упал в соляную кислоту. Легкий парок вырвался из ядовитой пучины и растекся по потолку.

Маклайен подскочил к окну. Вой сирен нарастал и вскоре всю Покровку заполонили новогодние всполохи милицейских мигалок.

- Менты! - заорал он и обернулся к главарю, который грузной глыбой высился посреди комнаты. - Ну, теперь на тебя вся надежда. Покажи, на что способны пираты звездных галактик.!

Зубастик, тяжело переваливаясь, подошел к окну.

- Менты, - задумчиво повторил он. - Протокол составят, дело начнут шить, "следаки" начнут орать, противогаз на морду напяливать, лапы дверьми прищемлять... а нам это надо? - печально спросил он и в его глазах появилась зэковская грусть.

- Подожди, ты не можешь просто так уйти, - засуетился Маклайен, - ты не можешь бросить меня одного. А как же наши планы? Прибрать к рукам Покровку, затем Нижний, а там, черт знает, может и до Москвы дойдем!

- Москва, - эхом отозвался мохнатый бандит, - налоги, отношения с субъектами федераций, выборы, макроэкономика... Не разбираюсь я в этом. Полечу-ка я обратно.

- Стоять! - вне себя от ярости закричал обезумевший коммерсант, и в его руке блеснул дамский пистолет. - Еще шаг, и я выбью твои красивые глазки!

Чудовище удивленно поворотилось к неудачнику, в комнате на миг просияло чистым алым пламенем и толстенная игла, слетев с лба зубастика, вонзилась точно в маклаейновскую переносицу. Коммерсант секунду постоял, раздумывая, падать ему или не падать, затем вспомнив, что он мертв, повалился, с глухим стуком ударившись о половые доски.

Зубастик подошел к нему, снял пиджачок.

- Версачи, - пробормотал он, - пригодится для шифровки.

И покатился к выходу. А в кармане пиджака приятный женский голосок пропищал:

- Аттеншон! Вам осталось ноль целых пять тысячных секунды чтобы покинуть помещение.

Только сейчас осознав, какой смертельной опасности он подвергался, Джон Геннадьевич вздохнул и потерял сознание.

Десятки тысяч зевак столпились вдоль ограждения у горящего здания на улице Большая Покровская. В недрах гибнущего дома раздавались невнятные вопли и стоны, там что-то ухало, взрывалось. Поддерживаемый с двух сторон своими мальчишками Джон Геннадьевич в бумажном мешке, который ему заботливо предложили сотрудники МЧС, стоял и строго смотрел на зарево.

Внезапно раздался оглушительный взрыв, от которого вылетели стекла домов даже на другом берегу Волги, из пожарища вылетел закопченный конусообразный цилиндр и, по дуге огибая город, полетел в ночное небо, постепенно превращаясь в маленькую яркую звезду.

- Главный когти рвет, - задумчиво проговорил Дон, провожая его взглядом. - Значит, скоро надо ждать гостей. Он так этого не оставит.

Отец усмехнулся.

- Он с собой одну милую дамочку прихватил. А женщина на корабле - не к добру.

И точно! Звездочка вдруг расцвела невыносимо ярким пламенем и погасла.

- Аттеншон, вам осталось... - передразнил попугай, кутаясь в точно такой же бумажный мешок. - Боже, как я устал!

- Пустите меня, пустите! - неземной красоты девочка с распущенными волосами в короткой прелестной ночнушке вырвалась из рук милицейских сержантов и подбежала к героям.

Братья оглянулись и замерли.

- Нэнси!! - вскрикнули они оба. Бобрик рванулся было к ней, но Дон крепко сжал ему руку и шепнул на ухо:

- Я тебе ее еще не дарил.

- Вы живы? - с тревогой спросила она, вглядываясь в их мужественные слегка утомленные лица.

- Нэнси, детка, прости, когда началось сражение, мы совсем забыли о тебе. Ю о’кей?

- Я в порядке. Зубастики со мной были вежливы и обходительны, натащили жвачек, шоколадок с окрестных киосков. Потом они наглотались каких-то разноцветных шариков и упали. Я вышла из дома за две секунду, как начался пожар. Вы ребята, настоящие герои! Я видела прямую трансляцию по Си-Эн-Эн, мы все в восторге. И классная руководительница сказала, что несмотря на десять двоек, она переведет тебя в пятый класс.

Она говорила это Дону, а сама не сводила глаз с Бобрика, который покраснел так, что слезы выступили у него из глаз.

- Ладно, хватит трепаться, - снисходительно выслушал Дон ее сбивчивую речь. - Я не глухой, вижу, как вы смотрите друга на друга сумасшедшими влюбленными глазами. Бери его, Нэнси!

И он подтолкнул к ней Бобрика.

- Только не пугай сразу мальчика своими сексуальными штучками. Он у нас еще девственник!

- Вау! - изумленно воскликнула Нэнси. - Это то, что я давно искала!

Обвив руками талию ошеломленного Бобрика, она повела его к себе.

- Вымою тебя, мой хороший, чистую простынку постелю. Обещаю, что со мной ты забудешь свою мамочку.

И тут в уцелевшую ладонь отца-героя легла маленькая грязная ладошка.

- Папочка, я никогда тебе больше не буду говорить - фак ю. В лесу было так страшно!

- Эля!! - растерянно оглядел свою младшенькую Джон Геннадьевич. - С тобой все в порядке? Где ты была?

- Я блуждала по лесу, блуждала, потом какая-то бабушка меня в свой домик пригласила, поставила на печку большую-пребольшую кастрюлю и пошла гостей звать...

- Фантазерка, - умилился отец. - Но на сегодня достаточно сказок. Помолчи, детка, в следующий раз договоришь.

- Дон, - позвал он старшего сына, - пойдем, теперь нам с тобой надо подыскать ночлег в ближайшем подвале. Нет больше у нас квартиры, остались мы бездомными.

- Да, - легко согласился Дон и побрел вслед за родными и попугаем, вскинув на плечо тяжеленную подушку, туго набитую драгоценным зеленым пухом - баксами, вырученными за "КИС-813". - Пошли, агентства недвижимости раньше десяти не открываются!

Слепая любовь

политический боевик

Над 112 километром Владимирского тракта в шестом часу утра моросил редкий дождь.

"Некстати", - подумал Дак, то и дело протирая окуляр оптического прицела замшевым платочком. Он лежал на толстой ветке одинокой сосны, стоящей в ста метрах от шоссе и был замаскирован под грачиное гнездо. Из переносной станции слышался матерный шепот Рура, размещавшего группу с таким расчетом, чтобы у тех, кто будет в колонне легковых машин, не осталось ни единого шанса выжить.

"Дождь всегда некстати", - философски подумал Дак и мгновенно опроверг себя - октябрьским вечером прошлого года только проливной ливень помог им скрыться при неудачном покушении на генерального директора Видяева у главной проходной Автозавода.

- Дак, - вежливо зашептал телефон передатчика, - мне только что передал наш человек - Немцов во второй машине. Он - твой!

- Понял, - лениво ответил Дак. Холодная вода затекала ему в рукава, он пошевелился и грачиные сучья, наваленные на него группой маскировки, рухнули вниз. У подножия сосны слабо вскрикнул Марчелло, прятавшийся под навозной лепехой. Вскрикнул и затих.

У обочины, в том месте, где должна была начаться заварушка, стоял ржавый корпус "запорожца" 68 года выпуска, начиненный тротилом. На достаточном расстоянии от него сидела на табуретке бабушка двухметрового роста с ведром молодой картошки, и зыркала по сторонам холодными глазами убийцы. Остальные члены НИРА, нижегородской республиканской армии, располагались, невидимые, рядом.

Солнце, по всей видимости, уже взошло, но на пасмурный июньский день это никак не повлияло.

- Пошел отсчет, - невыразительно передал Рур, и тотчас над полем повис гул губернаторского кортежа.

Первым шел красный "Паз" немцовской охраны. Затем низкая бронированная "Чайка", желто-синяя милицейская "Волга", и замыкал движение рафиковский фургон с чиновниками правительства РФ.

Дак спустил предохранитель и тут же над всем полем заклацало; навел прицел и вздрогнул - настолько мощная оптика приблизила к нему кучерявую голову правителя Нижегородчины. На заднем сидении он был не один - изумительной красоты девушка, высокая, с длинной шеей, - Дак узнал её сразу, - Мисс Россия-95. Черное перекрестье не точно брало губернатора, девушка сидела вполуоборот и наополовину закрывала его.

Руки Дака, и так еле державшие тяжеленный дальнобойный карабин чудовищного калибра, дрогнули. О ней Рур ничего не говорил.

- Говорил, Дак, говорил, ты просто позабыл, - немедленно отозвался телефон, - эта курва, она, кстати, перекрашенная жидовка, путается с ним давно.

Дак, Дмитрий Арсеньевич Казаринов, был не просто профессионалом, он был одним из лучших в НИРА с момента её основания. Во всей России лучше его мог бы быть лишь Баркашов, но тот после тяжелых увечий как практик навсегда выбыл из их игр. Мужских игр.

Едва "Паз" поравнялся с "Запорожцем", как тот расцвел желто-красным цветком многометровой высоты. Чудовищной силы взрыв разметал автобус на клочья горящего железа и обугленных кусков человеческих тел. Бабушка успела метнуть ведро со связкой противотанковых гранат под колеса тормозившего "рафа", и потом была взрывом отброшена с переломанными костями на сотни метров, в камыши протекавшей неподалеку речки. Ударная волна переломила вековую сосну, как спичку, но, вращаясь в свободной падении, Дак успел зафиксировать в прицеле сидящих в "Чайке" и послать в них целую обойму. Выскочившие из "Волги" милиционеры, покатились в кювет и грамотно стали огрызаться автоматным огнем.

- Марчелло! - закричал Дак, оглушенный падением с 12-метровой высоты, и бросился разгребать хворост. Его заметили, и акээмовские пули стали сдирать сосновую кору прямо над его головой.

- О майн гот! - содрогнулся Дак, отводя взгляд. Тело Марчеллы, девятнадцатилетнего паренька из Дзержинска, было в нескольких местах прибито к земле грачиными сучьями.

- Что я скажу твоей матери, я же ей обещал! - простонал он, но, к счастью, вспомнил, что он ничего не мог обещать его матери, поскольку просто никогда и не знал её.

- Уходим, Дак! - окликнул его хмурый мужчина в зеленой армейской куртке, с рубцами страшных ожогов на лице. Их капитан - Рур. Как расшифровывается его позывной Дак не знал, а спрашивать о таких вещах в НИРА было не принято. Любопытных находили потом в Волге - любопытные спокойно и величаво проплывали мимо её берегов со связанными руками и пулевыми пробоинами в черепе.

- Скорее, - поторопил Рур. В нескольких километрах отсюда, в придорожной роще их ждали велосипеды. И в полиэтиленовых накидках от дождя, с лопатами, притороченными к раме, они будут на 150% схожи с другими членами огороднических товариществ или садоводческих кооперативов.

Неделей позже в кафе "Театральном" на Большой Покровской улице сидел за немытым столиком молодой человек в черных очках и читал газету. Бутылка пива перед ним была нетронута. Он не мог сделать из неё даже глотка - поскольку именно полной она являлась паролем.

Это была пытка. Да еще чЧитать в черных очках в полутемном помещении очень трудно даже для людей с хорошим зрением, и Дак хитрил, приподнимая их пальцем над переносицей.

Неожиданно его взгляд упал на крохотную заметку под неброским заголовком "Зверски убитые". В ней сообщалось о нападении террористов НИРА на правительственную делегацию, направлявшуюся в Нижний Новгород.

"...сто пятьдесят крупнейших чиновников правительства РФ и администрации Нижегородской губернии, в том числе шестнадцать федеральных министра, были взорваны и расстреляны на 112 километре Владимирского шоссе. Среди чудом спасшихся - губернатор Борис Немцов и Дорофея Брик, недавно получившая звание Мисс Росиия-95. Дорофея получила тяжелейшие ожоги и прострелы лица и теперь вряд ли может появиться не только на конкурсах красоты, но даже в обычном магазине. К тому же, от пережитого потрясения она ослепла на оба свои ослепительных глаза..."

К заметке прилагалась фотография Брик - в очаровательном неглиже, с распущенными волосами она рекламировала шведский ночной горшок.

Дак стиснул зубы и с тоской посмотрел на прокуренный потолок. Только сейчас до него дошло, что основа будущей Нижегородской республики будет покоится на крови и слезах таких простых людей, как Дорофея, Дора, как мысленно он уже успел её окрестить.

За время работы террористом, Дак отправил на тот свет несколько сотен людей, может, и тысяч...

- Минутку, - Дак вытащил из внутреннего кармана пухлую пачку газетных некрологов, и на калькуляторе подсчитал количество жертв - в своей тяжелой и неблагодарной работе он любил точность и аккуратность.

2 318!

Что-то он не то делает, раз принес тяжкое горе женщине с таким красивым русским именем.

- Во-первых, она жидовка, - терпеливо сказали ему, - во-вторых, она убийца. Её лечащий врач мне только что сказал, что она перенесла двадцать абортов, Дак. Двадцать розовеньких пухленьких младенца отправились на тот свет изуверским способом благодаря ей. По сравнению с ней, мы с тобой ангелы, мы лишаем жизни только тех, от кого и сам Господь отвернулся.

Дак перевел взгляд с потолка на севшего перед ним холеного господина в элегантном, от Валентина, костюме, широком цветном галстуке и в бесподобных белейших кроссовках "Рибок". Понадобилась целая секунда, чтоб Дак признал в этом преуспевающем коммерсанте их жестокого центуриона - Рура. Шрам от ожога теперь у него красовался на лбу, а не на щеке. Войсковой хирург, изменяя его внешность, любил перемещать этот шрам по всему лицу командира.

- Рур, я выхожу из игры. Как говорит старая английская поговорка - отдавай мои игрушки и не сикай в мой горшок.

- Буду сикать, Дак, буду, - усмехнулся Рур. - Мы повязаны накрепко. И ты будешь делать то, что я тебе скажу. И не потому, что я - крутой, а ты нет. Мы оба крутые, мы с пятнадцати лет ходим на темные дела за счастье и независимость родной Нижегородчины. Ты больше ничего не умеешь, кроме как стрелять и взрывать, взрывать и стрелять. И ты это делаешь даже немного лучше чем я.

- О чем мы говорим, Рур. Дора в больнице, и я даже не знаю, вернется ли к ней когда-нибудь зрение... Я ухожу.

Дак вытащил из потайной кобуры пистолет 18 калибра, достал из карманов шесть магнитных мин, рацию, складной автомат "узи", две противотанковых гранаты, прибор ночного видения, парик, маску-чулок, и всю кучу придвинул к Руру.

Кофейные посетители быстро отвернулись и подчеркнуто громко заговорили о своих делах.

- Забери казенное имущество, мне оно больше не понадобиться.

- Фак ю, - выругался Рур и оттолкнул аммуницию обратно Даку. - Еще как понадобиться. Завтра В Нижний приезжает на День города мэр Москвы Юрий Лужков. Он заедет на кладбище к своей троюродной бабушке - он её особо никогда не любил, просто очередной рекламный трюк старого политикана. Там ты его прихлопнешь.

- Ни за что!

- Боюсь, Дак, у тебя нет выбора. Если завтра в "Ночном полете" НТВ я не услышу о смерти Лужкова, то в час ночи весь компромат на тебя ляжет на стол местного начальника ФСК, а десять моих лучших парней начнут увлекательную охоту на бывшего республиканского бойца. Адьюс, комрадо!

Дак сидел в оцепенении до тех пор, пока его не толкнула буфетчица.

- Ты, может быть, еще и зенитку на стол поставишь?

- Эскьюз ми, - пробормотал Дак, собрал свое барахло и вышел в теплый летний вечер, побрел вверх по улице на площадь Горького к автобусу под веселый звон кришнаитского ансамбля. В метре за ним тихо двигался бронеавтомобиль РУОПа. Сидящие в нем бойцы спецназа даже перестали дышать, чтоб не спугнуть того, за кем они гонялись вот уже добрые четыре года.

Даже те, кто никогда не бывал в этом древнем торговом городе на Оке, легко представят себе его Автозаводский район.

"ГАЗ" внизу, газ вверху, а между ними скопища бетонных многоэтажек и огромное количество туда сюда снующих людей. Величественное зрелище представляли его улицы в час пик, когда шесть проходных автозавода извергали людскую массу. Рабочие густо облепляли трамваи, троллейбусы, автобусы, медленно ползущие среди безбрежного моря человеческих голов. Бродвей показался бы пустыней Сахарой тому, кто хоть раз видел автозавод между часом и тремя дня.

Сюда и стремился Дак на конспиративное лежбище бойцов НИРА, которое размещалось в рабочем общежитие по улице Советской Армии. И не удивительно, что только многолетние тренировки, бронежилет и каска спасли омоновцев от пинков и толчков, когда они рассекали толпы в погоне за неуловимым террористом.

Дак проследовал в пятиэтажное здание из серого кирпича строгой архитектуры - ровный безбалконный прямоугольник с ржавыми решетками на окнах первого этажа, - поздороволся с бабулькой на вахте, мамой одного из республиканцев, поднялся на второй этаж и два раза постучал в 23 комнату.

- Пароль? - измененным голосом спросили его.

- Ты на фиг никому не нужен, - ответил Дак.

Ему открыл Китайса, десятилетний худенький мальчик, которого случайно, вместе с кожанными куртками, завезли челночники, таскающие всякий ширпотреб из Пекина. Кто-то из бойцов подобрал его на улице, и теперь он работал хозяином лежбища, бегая по магазинам за хлебом, молоком и сигаретами. Мальчиком он был смышленным, русский выучил за каких-то три дня и многие прочили ему большое будущее. Рур даже доверял ему работу на подпольной центральной радиостанции поддерживать связь с итальянскими бригадирами и ястребами Арафата.

В комнате шесть на три впритык стояли железные нары, на которых вповалку спали нировцы, измотанные ночными заданиями. Дак разыскал свободное место и прилег.

Заснуть не удавалось не только из-за густого запаха нестиранных носков. Ему отчетливо виделась забинтованная головка Доры на больничной подушке и её жалобный прерывистый стон.

"Мерзавцы, - со злобой думал о своих товарищах Дак, - готовы ради каких-то пустых идей убивать и калечить невинных".

По потолку забродили прожекторные столбы света и чуткое ухо Дака уловило еле различимый гул армейских дизелей. Неслышно он встал с постели и выглянул в окно.

Все пространство между зданием общежития и соседним домом было занято бэтээрами, бешено вращались их пулеметные башенки, выискивая удобный сектор обстрела, серые камуфлированные фигуры залегали между бронированными чудовищами, раздавались из мегафона отрывистые слова команд:

- Первая рота, лестницы... готовь! Вторая рота, гранатометы... к бою!

Дак разглядел нашивки московской дивизии имени Дзержинского.

"Как они могли меня вычислить?" - недоумевал Дак, тихонько пробираясь между спящими.

Выбрался в длинный коридор, в носках сбежал по лестнице на первый этаж.

"Все выходы наверняка заблокированы, - подумал он, прижимая к груди пистолет и выглядывая в окно.

Тут же отскочил назад, ибо в это окно медленно въезжал орудийный ствол сорок пятого калибра. Даку даже показалось, что он разглядел круглые от испуга глаза наводчика.

"Это уже чересчур!"

И тут над всем кварталом загрохотал металлический бас:

- Общежитие полностью окружено! Предлагаем всем террористам немедленно застрелиться, а мирным жителям сложить оружие и медленно выходить из дома, держа руки на виду! В случае неповиновения дом номер шесть будет уничтожен!

После напряженного двухминутного молчания со второго этажа раздался дерзкий выкрик:

- А ху-ху не хо-хо?

- Чего-чего? - переспросил металлический бас. И когда до него дощло рявкнул:

- Огонь!

Даже не шквал, а огненное цунами обрушилось со всех сторон на жалкую пятиэтажную кирпичную коробку. Все стекла вместе с рамами были выбиты, железный ливень мгновенно превращал осажденных в кровавый дуршлаг...

Армейские стволы замерли, в наступившей паузе ни крика, ни стона, лишь треск пламени, пожиравшего здание изнутри.

- Последний раз предлагаю немедленную и безоговорочную капитуляцию, - довольно прогудел мегафонный баритон.

- Сколько? - неожиданно выкрикнули из 23 комнаты.

- Что сколько?

- Ну, почем возьмешь нашу капитуляцию?

- Не знаю...

- За тысячу возьмешь?

- Рублей?

- Баксов конечно, на фиг нам твои деревянные...

Пока спецназ торговался с нировцами, из полуподвального окошка душевой выбрался на улицу смуглый мальчонка, вытянул за руку широкоплечего мужчину, подхватил его и потащил через оцепление...

- Стоять! - автоматный ствол уперся в переносицу пацану. Дюжий омоновец внимательно посмотрел на Китайсу, потом на Дака, который из-за трех сквозных ранений в грудную клетку мало что соображал, и строго спросил:

- Кто? Откуда?

- Моя папка напилася и тепериса домой идти не хося, - бойко отрапортовал мальчонка.

Омоновец заглянул в ориентировку, но там говорилось только о малолетнем китайце шанхайского происхождения, а этот пацан довольно чисто говорил по-русски.

- Папка, говоришь... а что у него рубаха в крови?

- Так стреляли, однако, много-много стреляли, мало-мало в него попадай.

"Действительно, стреляли," - подумал омоновец и убрал автомат:

- Ладно, валите отсюда.

И странная пара мгновенно скрылась в густой массе зевак.

Ранения оказались несерьезными, и уже на следующий день Дак с Китайсой стояли у подъезда элитарной клиники №40, где лечилась одна нижегородская знать.

Шустрый мальчонка докладывал:

- Вооруженная охрана в фойе, два поста в коридоре второго этажа; в общей палате, где лежит Брик, из четырнадцати тяжелобольных - двенадцать сотрудницы ФСБ, к окну палаты подвешена люлька, в ней под видом маляров - люди из личной охраны Немцова.

Дак ласково потрепал Китайсу по стриженной голове:

- О, кей, бэйби! Из тебя получится хороший партнер.

- Это еще не все, босс. По воскресеньям ее возят в Карповскую церковь. С ней персонально занимается отец Порфирий, бывший парторг Автотехсервиса. Она поет в церковном хоре и моет полы на паперти.

Дак протянул Китайсе октябрятский значок:

- Это тебе. Можешь толкнуть нумизматам и на вырученные бабки посмотреть крутой видюшник. Сейчас в "Спутнике" Брюс Ли идет. Я же знаю, ты скучаешь по Родине.

Китайса со вздохом нащупал у себя в кармане колкую горстку таких же значков, но отказаться не посмел: Хозяин мог и по уху съездить.

В тени заводских корпусов на окском берегу у Мызинского моста скромно прятались колоколенки православной церкви. Карповской - по месту бывшей тут деревни Карповка. В последнее время здесь стало многолюдно в связи с одним пренеприятнейшим открытием, с которым познакомились российские граждане. А именно: выяснилось, что человека ожидает долгущая загробная жизнь, причем, со всей нервотрепкой, которая присуща вообще любой жизни. То есть, некоторые будут круглый год жевать мандарины и загорать на райских дачах, а некоторые, как и прежде, будут таскать уголь в кочегарках! И народ побежал менять партбилеты на кресты и свечки. И хотя знал народ Новый завет так же плохо, как и историю КПСС, но надеялся, что на деньги, вложенные в акции фирмы "Господь и сыновья", сможет безбедно просуществовать и в другом измерении.

Но Дмитрий Казаринов был другим - настоящей духовной закалки. Его дед - арзамасский священник - был расстрелян чекистами в 37, отца - звонаря сельской церквушки - сбросили с колокольни кэгэбэшники в 64, еще за два года до рождения горячо любимого сына, дядя - бухгалтер Костромской епархии - осужден и погиб в мордовских лагерях в 87, мать погибла под алтарем той самой Карповской церкви, защищая древние иконы от бандитских рук...

И этот список родных и близких Казаринов мог бы продолжить до бесконечности. И ему, как никому другому, был понятен и близок духовный подвиг Брик, которая и в коматозном состоянии пыталась помочь Святой Церкви.

Размышляя, Дак стоял на площади у Дворца культуры ГАЗ и ждал 68-й автобус. Ждал совершенно напрасно, так как во всем городе никто не мог похвастаться, что видел его. Отстояв с полчаса, Дак облегченно вздохнув, направился к метро. Тотчас от фонарных столбов отлепилось несколько фигур в одинаково плохо пошитых серых костюмах и скорым охотничьим шагом последовали за ним.

"Скорее всего - ФСБ, - равнодушно подумал Дак, - только их хозяйственный отдел может так жестоко экономить на экипировке".

Впрочем, эти ребята его действительно не беспокоили. Другое дело - бывшие коллеги. В том, что Рур направил по его следу своих псов, Дак не сомневался. После вчерашней неудачи руоповцев, после того, как Лужков целым и невредимым вернулся к себе в Москву, Рур сделает все, чтобы Казаринов погрузился в холодные окские воды со связанными руками и дыркой во лбу. Но для этого нужно время, а время принадлежит не только жестокому командиру преступного ордена.

В церкви было чинно и благолепно. Батюшка в парчовых одеждах неспешно расхаживал по алтарной сцене и, помахивая кадящей чернильницей, что-то неслышно распевал себе под нос, не обращая внимания на разношерстную толпу зевак, с любопытством маленьких идиотов наблюдавших за ним. Вдоль красочных стен стояли омоновскими цепями старушки в черном. В левом углу от входа бойко шла торговля раскрашенными фотографическими иконками, свечками, книжками типа "Что есть православная церковь" и "Диетические блюда во время великого поста", и прочей церковной бижутерией.

Дак немного поторговался и оптом взял подешевле три свечи. Одну возжег у Николы-угодника, вторую у Казанской Божьей матери, но, впрочем, мог и ошибиться: святые, расписанные на скорую руку тем же мастером, который раньше шлепал профили коммунистических божков, были все с одинаково насупленными глазами, черноборовые и держались с осанкой членов Политбюро.

Нигде вокруг не было видно ни носилок с Дорофеей, ни ее охраны... одни эфэсбэшники, купив на всех одну свечечку, бродили, набожно опустив головы, вокруг Дака.

Подайте, Христа ради, - залепетал рядом с Казариновым румяный жизнерадостный малыш лет шести.

"Бог подаст", - хотел смиренно ответить экс-террорист, но передумал.

- Подам, братец, подам, но только ответь вначале, не видел ли ты красивую девушку с ослепшей головой и на носилках?

- Россию-95? - спросил пацанчик. - Ну, это тебе будет стоить один доллар.

- Ты хотел сказать - один рубль?

- Что хотел, то сказал - уан доллар. А рубль можешь оставить себе. Увидят у меня пацаны рубль - по жизни от позора не отмоешься...

- Ладно, ладно, пошутил... Держи это. Еще круче доллара, - Дак протянул вымогателю октябрятский значок.

Тот повертел его и со смехом бросил на затоптанный пол.

- Эти тупые нировцы меня достали. Такой фокус может только с твоим китайцем пройти. Доллар, или я ухожу.

- Гаденыш мелкий, - проворчал Дак, отпорол подкладку зайцевского пиджака и сунул в розовую лапку зеленую бумажку. - Говори!

- В трапезной они. С отцом Порфирием. На втором этаже. Будь поосторожнее. Лягавых там - как долгов у моего папы.

"Фака! - выругался Дак. - Если каждая свиданка с моей родной мне будет обходится в один бакс, то к свадьбе я сам сяду на паперть!".

Дак пересек внутренний двор и, миновав многотысячную очередь на крещение, поднялся на второй этаж хозяйственного корпуса. Приоткрыл массивную дверь желтого дерева с табличкой - золотом по черному - "Бухгалтерия" и спросил суровую бабищу в черном платье и черном клобуке:

- Мать, мне в столовую пройти надо.

- В столовую, пес некрещеный, будешь у себя на заводе ходить. У нас трапезная. Посторонние обслуживаются прямо по коридору, третья дверь налево.

- Спасибо!

Однако на искомой двери висела табличка "Клоуз". Дак осторожно прислонил к ней ухо, осторожно потому, что ему во время подслушивания не раз размазывали дверьми уши по голове, и затаил дыхание. Ни звона посуды, ни радостного чавканья... Он глянул себе под ноги: к его начищенным ботинкам от Диора текла темно-вишневая струйка...

"Явно не компот..." - пробормотал догадливый Дак и вытащил из-за брючного ремня последнюю модель "Бертоллеты-98" с самозаряжающимся магазином. Калибр у этой дурочки был потрясающим - с пятидесяти метров она разносила вдребезги баллоны от "камаза". Во всяком случае так было написано в ее выходных данных.

Заглянул и увидел: на длинном во всю залу деревянном столе лежал, сложив покойно руки на груди, могучий мужчина в черной рясе. Из груди его торчал огромный кухонный тесак. По углам на сундуках, под перевернутыми лавками лежали мертвецы с мужественными лицами и в зеленых бронежилетах.

"Узнаю, узнаю почерк своих ребятишек", - нехорошо улыбнулся Дак. На дальнейшие улыбки ему не хватило времени. Огромная футбольная бутса звезданула его по подбородку, он сделал сальто и это его спасло от автоматных очередей, взорвавших паркет под его ногами. Трое в черных комбинезонах и масках передергивали затворы, четвертый, футболист чертов, ощерясь, метнул в Дака огромный тесак. Лезвие со свистом астматика разрезало воздух и замерло в стальных пальцах лучшего из лучших. Замерло на долю секунды, в другую долю оно уже торчало в переносице "футболиста". Три раза гулко выстрелила "бертоллета" и бывших коллег буквально пришпилило к стене... их автоматы звякнули об пол, как металлолом на комсомольском субботнике.

Казаринов не стал переводить дух, а бросился в следующую комнату. Впрочем, оттуда он вышел довольно скоро и медленно, подняв руки. Здоровенный детина в маске волочил одной рукой брезентовые носилки с худенькой женщиной в больничном халате и с загипсованной головой, в другой он держал огромный металлический черпак.

- Дернись попробуй, сволота, - прошипел зверь. - Я этой поварешкой размозжу ей голову...

- Тихо, парень, тихо... мы все тебя любим, мы все верим, что ты глупостей не наделаешь, - нежно шептал Дак, отступая.

- А теперь мне нужна машина "джип-черроки", миллион американских долларов и беспрепятственный проезд до "Шереметьева". А эту больную я беру в заложницы.

- Друг! - опешил Казаринов. - Ты что, спятил? Да если бы у меня был миллион баксов и "джип-черроки", какого хрена я бы сидел в Нижнем Новгороде?

- Так ты не из милиции? - недоверчиво переспросил дуболом.

- Милиции? Да из тех ментов, которых я пришил, можно было бы составить батальон специального назначения. И мой тебе совет. Не проси денег у милиции, нет их у нее. Проси у РУОП, проси у президентской охраны, ООН, ЮНЕСКО, французского посольства, но только не у милиции. Ты вообще, какого хрена тут делаешь?

- Рур приказал бабу взять, и я подумал, нас менты обложили...

- Никогда не делай того, что не умеешь! - засмеялся Дак, и словно звездочку ниндзя метнул салатную тарелку со стола точно в горловой хрящ недоумка. Тот брякнулся оземь с невостребованным половником в руках.

- Ю о’кей? - опустился он на колени перед своим сокровищем.

- Да, только вот не вижу... Ху а ю?

- Не бойтесь, я тот, который виновен перед вами больше, чем кто бы то ни был, и я тот, на которого вы теперь можете расчитывать, как ни на кого другого!

- Так вы из "Гермес-Финанс"?

- Почему оттуда?

- Именно они не выплатили мне страховку по поводу моих увечий, и теперь единственно, что у меня осталось, так это ваши акции.

- Нет, я не из "Гермеса", и не из "Русского дома Селенги". Я - Дмитрий Алексеевич Казаринов. Бывший и лучший боец НИРА. Именно из моего карабина с расстояния в две тысячи футов вы получили 35 граммов свинца в свое нежное личико. Да, я тот, из-за кого вы потеряли все лучшее в своей жизни: любовь губернатора, аншлаги, подиумы, месяцы наслаждений в лучших отелях Европы... Я тот самый негодяй, из-за которого вы плачете от боли на серых казенных простынях, и я тот, из-за которого остаток своей изуродованной жизни вы проведете во тьме и одиночестве! И вот вам моя "бертоллета", и вот вам грудь моя, стреляйте, если в вашем сердце нет ко мне ни капли жалости и сострадания!

- Вы - Дак? - приподнялась на носилках Дорофея и слабо прикрылась рукой.

- Да, я - Дак! И нет во мне раскаянья, иначе б, никак бы мне не встретиться с тобой, моей первой и нежной любовью. Я вас люблю, стреляйте же!

- Странно, - тихо молвила Дора, в бессилии опускаясь на брезент. - Совсем иначе я вас представляла: дикий бандит, небритая красная морда, щелочной запах арзамасской водки, в лице ничего человеческого. Вы, мнилось мне, были посланы Сатаной, его грубое ужасное орудие... Дайте мне ваше лицо.

Дак склонился над нею, нежные пальцы девушки побежали по его суровой морде...

- Ближе, ближе, - прошептала она, и ласково поцеловала его в губы.

- Нет, вы - другой, и нет нужды мне в вас стрелять. Господь должен был отвернуться от меня. Бабушка - атеистка, отец и мать - коммунисты, у проклятого дерева и семя проклято... подиумы, менеджеры, консалтинги, метрополи и метродотели... - весь этот высший российский свет был как слепящий ореол вокруг жаркого пламени свечи, а я словно глупый мотылек летела в этот огонь. И твой свинец, который мне вышиб глаза, был предпоследней карой Господа. Последней будет смерть и муки в преисподней.

- Спасибо тебе, мой любимый, посланец Бога, - она вновь приникла к его губам поцелуем, теперь долгим и страстным. - Ты лишил меня радостей земных, чтобы я познала радости духовные и спаслась.

- Не за что, - скромно ответил Дак и отвернулся. По его щекам катились слезы. Последний раз он так плакал в тринадцать лет, когда застрелил своего первого инкассатора.

- Послезавтра Немцов снимет охрану, - сказала она, - поскольку мне уже нечем за нее платить. Нет, он не был моим любовником. Я лишь статистка в том политическом шоу, которое он разыгрывает. Ну, этакая молодая восходящая звезда российской администрации. Самые лучшие дороги, биржи, земля - крестьянам, заводы - рабочим, деньги - капиталистам, и прочая романтика в стиле юного Форда. Борец за светлое капиталистическое будущее. За наш с тобой счет.

- Я жалею, что не попал в него, - жестко отозвался Дак.

- Не надо, милый. Снимут охрану, и мы сможем с тобой видеться так часто, как ты того пожелаешь. Но сейчас мне кажется, тебе лучше уходить.

Даку послышался шорох. Он повел глазами вокруг и увидел своих опекунов из ФСБ. Замаскированные под убитых охранников, они веером лежали вокруг влюбленных и со всей силы старались не дышать. Кто-то из них уже начинал синеть и задыхаться.

- Мне пора, - шепнул Казаринов. - Выздоравливай.

Прыгнул на подоконник, растворил цветные окна трапезной и махнул в толпу родни, ожидающей новоокрещенных. Махнул и исчез, "как тать в нощи", не удержался и добавил в рапорте один эфэсбэшник - из истфиловцев.

В то же самое время в зале ожидания Московского вокзала проходило незаметное для посторонних глаз совещание руководителей НИРА. Никто бы не подумал, что в скрипучих пластиковых креслах сидели не бомжи, нищенки и собиратели пустых бутылок, а бывшие кадровые офицеры ГРУ, КГБ, МВД, ОБХСС, преподаватели вузов и техникумов, ныне возглавляющие различные группы самой мощной боевой организации на территории России. Никто, кроме кучки журналистов центральных и местных газет, приглашенных на последовавшую затем пресс-конференцию.

Дабы полностью исключить прослушивание, участники совещания свои доклады, вопросы и ответы писали на полосках туалетной бумаги.

Выступал Рур:

"Нами проделана чрезвычайно важная работа. Взорвано десять мостов, соединяющих область с остальным миром. Федеральные учреждения в городе взяты под непрерывный контроль и обстрел, и теперь московские власти не в состоянии удерживать обстановку в городе. Нашими людьми из департамента образования проведена школьная реформа - вместо НВП (начальная военная подготовка) будет ВПН (военная подготовка нижегородцев). Терракты в отношении московских чиновников привели к тому, что теперь они даже под страхом лишения персональных пенсий не выезжают к нам...

1993-1999 гг.