Вот не удержался, только что с одного форума (не о снах), нашел вот такую историю.
Пару дней назад встретился с одним ветераном ВОВ, лётчиком-истребителем. Он показал мне свой фото-архив... Впечатляет. И ещё рассказал одну историю... Впечатляет ещё больше.
Вот она.
Однажды приснился мне сон, будто я сижу в своём самолёте, жду команду на вылет, и ко мне подходит моя покойная бабушка. Подходит и говорит: "Не летай сегодня... Убьют..." Я ей в ответ: "Как же не летать? Я ведомый... Комеск один без меня несправится... У нас приказ прикрыть бомбомеры, которые станцию идут бомбить (название станции ветеран говорил, но я его не запомнил. Назову её Энская)". А бабка мне: "Сказываю тебе - не летай! Если меня послушаешь, с тобой потом ничего никогда не случится". Тут команда - подъём - сон оборвала. Встаю я, одеваюсь и всё думаю: "Чертовщина какая... Я уж давным давно ведомым не хожу, сам всегда ведущий... А тут ещё комеск какой-то? Я сам комеск... Такого никогда не было, чтобы одного комеска к другому ведомым ставили..."
Вообщем пока то, да сё по распорядку дня, я про этот сон и думать забыл. Утренний туман рассеялся, подошло время вылетов. Вызывают меня для получения задачи. Прихожу, и мне комполка говорит: "Пойдёшь ведомым у комеска два, прикроете наши бомберы, которые станцию Энская пойдут бомбить". Вот тут меня мандраж и хватил. Чёрт возьми. Всё совпало. Я чуть ли не заикаясь спрашиваю: "Почему два комеска летят? Что больше ставить некого? И почему я ведомый?" Сам то понимаю, что приказ не обсуждается. Но страх взял. Всё совпало. Не вернусь. Думаю, что, если что-то изменю, хотя бы настою, чтобы ведущим поставили, то беда отойдёт. Комполка глянул на меня с укором и говорит: "Ты своё честолюбии уйми. Лететь действительно некому, все уж в небе, а комеск два опыту имеет побольше".
Сажусь я в свой ЯК, а у самого мысль - хана мне. И вдруг вспомнил - бабушка то мне говорила, что, если сегодня не полечу, то потом со мной ничего не случится. Думаю - хрен с ним - пойду в полный отказ. Пусть в штрафбат меня после этого, пусть куда угодно, хоть дьяволу в пасть, всё равно со мной ничего не случится. Вылезаю из самолёта и в категоричной форме заявляю - не полечу. Все техники на меня смотрят, как на ненормального какого то. Дескать, вон, как его самолюбие зацепило..., не хочет вторым быть. Сначала я хотел рассказать свой сон, объяснить всё, но потом, как-то..., не то стыдно стало, мол коммунист в суеверия верит, не то ещё что-то... Вообщем, ничего я объяснять не стал. Пошёл в полный отказ, и всё.
Как и положено в таких случаях, занялся мной особист. Взяли под арест, как труса, паникера и т.п., чтобы утром отправить в следственные органы. Приходит ко мне комполка. "Что ж ты долбо..б наделал? Не знал я, что ты такой честолюбивый". "Да, не в честолюбии тут дело",- говорю я. И рассказал ему сон. Думал - сейчас меня на смех выставит. Не тут то было. Этот полковник ещё в Испании воевал, меня понял. Никому про наш разговор не сказал, а на рассвете, рискуя собой перед особым отделом, в первую пару выпустил меня ведомым у младшего по званию на задание.
У ведущего, сразу же после взлёта, двигатель забарахлил. Он вернулся. Я пошёл один. Задача была - дежурить над нашими пехотными позициями, прикрывая их бомбёжек противника. На входе в заданный квадрат вижу четыре Юнкерса заходят наших бомбить, вверх глянул, там два мессера. Мессера, явно, их прикрывали и успели занять позицию, чтоб лучше атаковать было. Я сразу понял - брошусь на бомбардировщики, истребители меня сверху накроют, тем более я один, без прикрытия. Но в тот миг я был страшно уверен, что ничего со мной не случится. Бомбардиры меня видели и, скорее всего, подумали, что этот одинокий русский не решиться броситься под мессера, потому что первый Юнкерс, преспокойно, будто не на войне, а на коком-то испытательном полигоне, стал пикировать. А я бросился. Газ до упора. "Ячок" мой пронзительно взвыл. Сближение шло посекундно. Немецкие истребители, наверняка, тоже не ожидали этой выходки, потому что профукали начало моей атаки. Юнкерс успел сбросить две бомбы, но на выходе из пеке я его свалил. Бросаю взгляд назад. Сверху на хвост мне уже падает Мессер. В другой бы день у меня штаны были бы мокрые, но тогда я твёрдо верил - ничего они со мной не сделают. Штурвал вниз, Як почти вертикально летит вниз. А немец струхнул, понял, что если промедлит, вместе со мной войдёт в землю. Даёт очередь наугад и скорее выходит. Я успеваю заметить наших перепуганных пехотинцев, метнувшихся от меня по траншее, и, буквально, над самыми их касками вывожу свой "Ячок". (Я не буду описывать весь тот бой. Потому что я всего не запомнил. А старик рассказывал с точностью до последних деталей. Вот как крепко в его памяти засел тот день. Хочу лишь сказать - когда он рассказывал его глаза горели. Горели как... У меня младшой брат тоже лётчик-истребитель, так вот он, когда рассказывал о своих полётах, у него так же азартно светились глаза. Видать все лётчики одним миром мазаны).
В том бою я сбил ещё один бомбардировщик, чем заставил немцев сбросить свой груз куда попало, лишь бы побыстрее от него избавиться, и один мессер. Возвращаюсь на аэродром, а тут уж машина с конвоем за мной пришла, особист командира полка готов был арестовать, но с передовой сигнал от какого-то генерала пришёл. Дескать отличный у вас лётчик. Только не понятно, то ли он пьяный был, то ли на самом деле такой смелый. Один на толпу бросился. Всех разогнал, троих сбил и ещё весь полк напугал. Все думали - сейчас прямо в окоп врежется.
Я у старика спросил: "А вас за тот бой не наградили?".
"Нет",- говорит: "Мой отказ на предыдущий вылет припомнили. Все так и сочли его, как моё чрез мерное чистолюбие". Но три личных победы я записал. Под конец войны сбил восемнадцатый. Чуть, чуть до героя не дотянул.
